13.01.2022 Обновлено 11.04.2024
Книга Голые деньги Чарльз Уилан (2017) Глава 10
Глава десятая. Голые деньги Чарльз Уилан
Глава 10. Япония
Итальянский Язык >> здесь <<
Да, никому не хочется быть Японией, этим падшим ангелом, который был одной из самых быстрорастущих экономик мира на протяжении более трех десятилетий, а последние восемнадцать лет развивается черепашьими темпами. Никто не хочет жить с травмой дефляции (падения цен), которую Япония получала неоднократно [Kenneth Rogoff, «Japan’s Slow-Motion Crisis», Project Syndicate, March 2, 2010.].
Кеннет Рогофф, экономист Гарвардского университета и бывший главный экономист МВФ
Япония в 1990-е годы написала книгу о том, как политические ошибки способны повергнуть современную экономику в пропасть дефляции. Сегодня она добавляет новую главу, в которой рассказывается, как вытащить страну из этой бездны [Jacob M. Schlesinger, «Bank of Japan Offers Lessons in Easing Deflation», Wall Street Journal, November 9, 2014.].
Джейкоб Шлезингер
Представьте, что вы встретились с другом, который как раз возвращается от врача. Он жалуется вам, что доктор настоятельно рекомендует ему набрать вес, но у него никак не получается. При каждом посещении врачебного кабинета они вместе намечают цель — поправиться на три килограмма. И всякий раз ваш друг разочаровывает доктора, поскольку, наоборот, теряет полкило или килограмм. Он, судя по всему, просто не может набрать вес, как рекомендует врач. Время от времени друг сомневается, возможно ли такое вообще, ведь у него давно и надежно выработались все виды привычек, которые, очевидно, совершенно несовместимы с увеличением веса (бег по утрам на довольно большие расстояния, питание противными, но очень полезными кексами с отрубями, ношение одежды из спандекса). Вы, как можете, объясняете другу, что набирать вес удивительно легко — и даже весело. И что вы без особых усилий преуспевали в этом большую часть своей взрослой жизни. Например, очень помогает пицца. И мороженое. И попкорн — и не скупитесь на масло. Кстати, никогда не стоит пить светлое пиво. И все надо хорошенько жарить. И непременно перекусывать перед сном. В общем, если что-то действительно вкусно, это нужно съесть.
Ваш друг в очередной раз обязуется набрать вес… и опять не достигает результата. В конце концов вы в страшном раздражении (а кто совсем недавно без проблем набрал еще шесть кило?!) восклицаете: «Да послушай, потолстеть очень легко! Посмотри вокруг, у большинства граждан страны совершенно противоположная проблема. Все книги о диетах посвящены тому, как сбросить вес. Любая вкусная еда содержит много калорий. Набрать вес просто не может быть трудно!» Кстати, выкрикивая последнее предложение, вы замечаете, что ваш живот немного покачивается. Из-за пережитого стресса вы чувствуете, что просто обязаны как можно быстрее поддержать силы шоколадным пончиком.
Обо всем этом говорил Бен Бернанке в своей речи в 2002 году. Ну ладно, конечно, он не использовал именно эти слова. Но если принять потерю веса за метафору дефляции, то речь была именно об этом. На протяжении всего времени существования фидуциарных денег — когда правительства могли по желанию увеличивать денежную массу, — инфляция небезосновательно считалась истинным бедствием. Безответственные правительства могут оплачивать свои огромные счета за счет создания новых денег. Возникающая в результате инфляция обесценивает существующий государственный долг. И конечно, рост цен ухудшает экономическое положение граждан страны, пользующихся обесценивающимися деньгами. Возможность печатать дополнительные деньги — это, по сути, пломбир с сиропом в кредитно-денежной политике, искушение, перед которым очень трудно устоять.
Если Зимбабве можно принять за образчик такого безответственного поведения — она так и льет карамель на верхушку горячей помадки, — то Япония является любопытным исключением. На протяжении вот уже более двух десятилетий эта страна борется с дефляцией и сопутствующими экономическими издержками. Когда цены падают, реальные процентные ставки могут быть относительно высокими, даже когда номинальные выглядят низкими. Потребители откладывают покупки на потом, ожидая снижения цен (что вынуждает ретейлеров к этому шагу). Долги в реальном выражении растут. Такие активы, как недвижимость, падают в цене, снижая уровень благосостояния домохозяйств и нанося вред банкам, которые хранят эти активы в качестве залога. В докладе МВФ 2003 года сделан такой вывод: «Многолетний опыт Японии служит для людей, определяющих экономическую политику в других странах, предупреждением об огромных затратах, связанных даже со слабой дефляцией, и о необходимости любыми силами предотвращать это негативное явление, вместо того чтобы бороться с проблемой после ее возникновения. В случае с Японией этот урок предельно ясен: дефляция, пусть даже несильная, уже долгое время оказывает на экономику страны значительное негативное влияние. Следовательно, ей необходимо принять политические меры для реанимации инфляционных ожиданий» [Taimur Baig, «Understanding the Costs of Deflation in the Japanese Context», IMF Working Paper, WP/03/215, Asia and Pacific Department, November 2003.].
На протяжении многих лет экономисты призывали Японию спровоцировать инфляцию или по крайней мере прекратить падение цен. Как в случае с набором веса, это кажется предельно легкой задачей. Надо просто сделать то, что в других обстоятельствах казалось бы совершенно безответственным. В частности, напечатать побольше бумажных денег и найти способ переложить их в руки потребителей. Такую монетарную политику можно сравнить с третьим походом в буфет. Отталкивая по пути старушку, чтобы схватить со стойки последнее пирожное, всегда можно, извиняясь, сказать: «Простите, пожалуйста, но мой врач рекомендовал мне есть побольше жирного крема».
Когда Бен Бернанке выступал в 2002 году в Национальном клубе экономистов (такая группа действительно существует), главной темой его речи было объяснение того, почему дефляция японского типа ни в коем случае не грозит Соединенным Штатам Америки. Бернанке говорил как истинный банкир центрального банка: «В системе фидуциарных (бумажных) денег правительство (на практике центральный банк в сотрудничестве с другими институтами) всегда должно иметь возможность генерировать повышенные номинальные расходы и инфляцию, даже при нулевой краткосрочной процентной ставке». Несмотря на высокопарный стиль, эту речь Бернанке можно назвать одной из самых логически стройных среди тех, с которыми когда-либо выступали высшие чины Федеральной резервной системы. Он четко указал на то, что ФРС всегда может справиться с падением цен путем увеличения долларовой массы, а то и просто угрожая это сделать. Например, правительство может снизить налоги, а ФРС попутно выкупает эквивалентную сумму государственного долга, финансируя снижение налогов «новыми деньгами». Бернанке сказал аудитории: «Сокращение налогов, финансируемое деньгами, по сути, равносильно знаменитому “сбрасыванию денег с вертолета”, которое в свое время предлагал Мильтон Фридман» [Ben S. Bernanke, «Deflation: Making Sure ‘It’ Doesn’t Happen Here», Remarks Before the National Economists Club, Washington, DC, November 21, 2002.]. Именно после этих слов к Бернанке приклеилось прозвище Бен-вертолет.
Далее Бернанке заверил, что «боеприпасы» у центрального банка не закончатся, даже когда краткосрочные процентные ставки упадут до нулевого уровня, и перечислил ряд нетрадиционных инструментов для стимулирования экономики: покупать долгосрочные государственные облигации; в течение определенного периода удерживать краткосрочные ставки на низком уровне; кредитовать банки под залог широкого диапазона частных активов, которые могут быть использованы этом качестве, в том числе ипотек, и тому подобные. Бернанке уверенно заявил: «Основной посыл моего сегодняшнего выступления заключается в том, что центральный банк, неуклонно придерживающийся политики снижения ставки вплоть до нулевой, может практически не бояться того, что у него закончатся боеприпасы». Спустя несколько лет ФРС использовала для борьбы с финансовым кризисом все описанные им инструменты. Все те, которые финансист упомянул тогда в своей речи.
Бернанке оставил без ответа очень важный вопрос: что же происходит в Японии? Это стало одной из самых трудных макроэкономических головоломок нашего времени. Экономический застой в Японии, начавшийся со схлопывания огромных пузырей на рынке недвижимости и фондовом рынке в 1989 году, затянулся более чем на два десятилетия. В результате то, что первоначально назвали «потерянным десятилетием», пришлось переименовать в «потерянные десятилетия». В 2011 году Wall Street Journal писала: «Япония на протяжении многих лет остается загадкой для экономистов — как пациент с субфебрильной температурой, который все никак не выздоровеет, но и не чувствует себя хуже» [Jon Hilsenrath and Megumi Fujikawa, «Japan’s Bernanke Hits Out at His Critics in the West», Wall Street Journal, March 1, 2011.].
Причины экономического спада Японии чрезвычайно сложны и запутанны, и она по-прежнему остается одной из самых богатых стран мира, но почти каждый анализ ее трудностей приводит к выводу, что дефляция усугубляет состояние экономики. Рост цен, возможно, не излечит все недуги японской экономики, но прекращение дефляции ей, без сомнения, помогло бы, и, скорее всего, существенно. Но если спровоцировать инфляцию в эпоху фидуциарных денег так легко, почему японский центральный банк не может (или не хочет) целенаправленно это организовать? Вот просто взять и заказать молочный коктейль с большущим куском торта?!
Не исключено, что традиционная экономика неправильно оценивает происходящее. Бывший глава Банка Японии (центрального банка страны) утверждал, что, учитывая уникальную демографическую ситуацию в стране, попытка спровоцировать инфляцию напоминала бы попытку «пробить кулаком воздух» [Phred Dvorak and Eleanor Warnock, «Stagnant Japan Rolls Dice on New Era of Easy Money», Wall Street Journal, March 21, 2013.]. (Его критики на это возражали, что здесь большое значение имеют инфляционные ожидания: если глава центрального банка не верит, что цены будут расти, то и остальные не поверят). Япония — богатая страна с сокращающимся и стареющим населением, высоким уровнем государственного долга и наличием ряда организованных политических групп, интересы которых далеко не всегда совпадают с требованиями к жизнеспособной национальной экономике. (Дефляция, как известно, выгодна для вкладчиков банков и пожилых людей, живущих на фиксированный доход.) Принимая во внимание, что значительная часть развитого мира со временем станет похожей на Японию (медленный экономический рост, большой процент пожилых граждан), мы просто обязаны тщательно проанализировать потерянные десятилетия этой страны и ту роль, которую кредитно-денежная политика и банковская система сыграли в этой «потере».
Первым делом кризис
Если вы собираетесь организовать где-то полномасштабный финансовый кризис, настоятельно советую начать с пузыря. Например, с пузыря на фондовом рынке. Или на рынке земли. Или, как в случае Японии, на обоих сразу. Даже по меркам финансовых пузырей это было нечто поистине сногсшибательное. Начиная с 1986 года цены на недвижимость и землю в стране начали стремительно расти по сравнению с прошлыми тенденциями. В период с 1986 года до пика, наступившего пять лет спустя, коммерческая недвижимость подорожала более чем на 75 %. Цены на акции подскочили еще больше. Nikkei 225 — индекс, основанный на ценах акций крупнейших открытых акционерных компаний Японии, — вырос с примерно 13 тысяч в 1986 году до 39 тысяч в 1989-м [Maurice Obstfeld, «Time of Troubles: The Yen and Japan’s Economy, 1985–2008», NBER Working Paper 14816, March 2009, 5–6.]. И, как в случае со всеми пузырями, этот головокружительный рост цен сопровождался (и якобы объяснялся) всеобщей эйфорией. Одним из бестселлеров в Японии в 1980-х была книга Эзры Фогеля Japan as Number One: Lessons for America («Япония как номер один: уроки для Америки») [Ezra F. Vogel, Japan as Number One: Lessons for America (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1979).]. Я в то время только окончил колледж, и у всех вокруг было ощущение, что Япония вот-вот скупит всю Америку и начнет доминировать в глобальной экономике. Когда Mitsubishi Estate в 1989 году приобрела контрольный пакет акций Rockefeller Center, New York Times взахлеб описывала эту сделку как «очередной случай выкупа японцами жизненно важной части американского пейзажа». И правда, месяцем раньше Sony купила Columbia Pictures [Robert J. Cole, «Japanese Buy New York Cachet with Deal for Rockefeller Center», New York Times, October 31, 1989.]. Помню, как однажды кто-то сказал, что земля под Императорским дворцом в Токио стоит дороже, чем весь штат Калифорния. Понятия не имею, кто придумал эту чушь, но тот факт, что кто-то мог говорить такое с вполне серьезным лицом, думаю, дает вам представление о тех временах.
Как и следовало ожидать, этот пузырь кредитовали банки. Мы обсуждали в главе 4, что банки функционируют на проциклической основе: увеличивают кредитование в хорошие времена и сокращают в плохие, тем самым усугубляя колебания экономики. В менее вежливой форме можно было бы сказать, что, когда цены растут, у банкиров обычно шарики заходят за ролики. И японскому правительству, и Банку Японии было известно, что разудалая вечеринка уже в самом разгаре. В 1989 году Банк Японии повысил процентные ставки, чтобы сдержать рост цен на акции и задушить зарождающуюся инфляцию, а в следующем году правительство ввело ряд нормативных изменений, чтобы сдержать рост цен на землю [Obstfeld, «Time of Troubles», 7.].
Хлоп — и пузырь лопнул.
Индекс Nikkei 29 декабря 1989 года достиг своего максимума — 38 957. Понятно, время для покупки японских акций было совершенно неподходящим. Затем цены на них более-менее стабильно снижались на протяжении двух десятилетий, достигнув в 2009 году дна на уровне 7000 — на целых 82 процента ниже максимума 1989 года. Пик цен на землю настал чуть позже, в 1991-м, после чего, по словам экономиста из Калифорнийского университета в Беркли Мориса Обстфельда, они «неумолимо снижались» [Obstfeld, «Time of Troubles», 7.]. По причинам, описанным практически в каждой главе книги, падение цен на недвижимость и акции обусловило огромные потери капитала для японских банков и других финансовых институтов. Со значительным снижением уровня благосостояния столкнулись и домохозяйства. Уместно также отметить, что в 1995 году, после того как партнерство, контролировавшее это имущество, объявило о банкротстве, Mitsubishi отказалась от инвестиций в Rockefeller Center. New York Times писала (на этот раз с меньшим воодушевлением): «Внезапное решение японской Mitsubishi выйти из числа инвесторов Rockefeller Center стало самым поразительным в целой череде недавних отказов от престижных офисных центров от Нью-Йорка до Гонолулу, которые в 1980-е, в период разгула на рынке недвижимости, активно скупали японские компании» [Stephanie Strom, «Japanese Scrap $2 Billion Stake in Rockefeller», New York Times, September 12, 1995.].
Когда пузыри лопаются, всегда происходят скверные вещи. Не стала исключением и Япония. Экономический рост замедлился с 3,3 % в 1991 году до менее чем 1 % в 1992-м, до 0,2 % в 1993-м и минус 2,4 % в 1994-м [Obstfeld, «Time of Troubles», 7.]. Банки из-за выданных огромных кредитов на рынке недвижимости и природной чувствительности к колебаниям фондового рынка столкнулись с серьезными проблемами. Большое количество компаний переживали очень сложные времена, а то и были вынуждены объявить о банкротстве (что вело к дальнейшему ослаблению банковской системы). Страдала японская экономика и от соглашения «Плаза», о котором мы говорили в главе 6. Напомню, что в 1985 году министры финансов из США, Западной Германии, Японии, Великобритании и Франции собрались в отеле Plaza в Нью-Йорке с целью координации усилий, направленных на снижение стоимости доллара США. В полном соответствии со старой доброй истиной (в контексте валютных курсов), гласящей, что «когда что-то повышается, что-то другое должно понижаться», если доллар ослаблялся, иена должна была укрепиться. И действительно, в период с 1985 по 1988 год иена подорожала по отношению к доллару почти на 75 %.
В 1980-е годы из-за сильной иены американская недвижимость, скажем, тот же Rockefeller Center, казалась японским покупателям относительно дешевой. Обратной стороной медали, конечно же, было подорожание японских товаров в остальных странах мира. А между тем экономическое господство Японии базировалось именно на конкурентном экспортном секторе. Американская экономическая паранойя 1980-х годов отчасти была вызвана безусловным доминированием все большего числа японских брендов: Honda, Toyota, Sony, Panasonic, Canon, Nintendo, Mitsubishi. А быстрое повышение курса иены не играло на руку японским экспортерам.
Тем не менее вне биржи особой суматохи не наблюдалось. Япония переживала рецессию стандартного образца и кризис банковской системы, но механизм страхования вкладов надежно защищал население от банкротства банков, создавая явление, которое Чарльз Киндлбергер, гуру в области маний и паник, называет «крахом без паники» [Однако наблюдатели отмечали увеличение объема продаж сейфов, то есть люди, судя по всему, держали наличные накопления дома. И это понятно, ведь в условиях снижения цен такое накопление не сопряжено ни с какими потерями. В этом случае деньги, лежащие в сейфах, со временем набирают в стоимости, а не утрачивают покупательную способность, как при росте цен. См. «To Lose One Decade May Be Misfortune…» Economist, December 30, 2009.], [Charles Kindleberger and Robert Aliber, Manias, Panics, and Crashes: A History of Financial Crises (Hoboken, NJ: John Wiley & Sons, 2005), 5.]. Для этого случая существуют стандартные макроэкономические инструменты.
1. Снизить процентные ставки, чтобы стимулировать более активное расходование и инвестиции.
2. Очистить финансовую систему. Как в случае со сбежавшим молоком, безнадежные кредиты уже выданы, и теперь нужно исправлять ситуацию — каким-то способом рекапитализировать проблемные банки. Кредитование жизненно важно для современной экономики, а банки — основной канал кредитования (особенно в Японии), поэтому необходимо вернуть их в дееспособное состояние.
3. При необходимости потратить государственные средства и/или снизить налоги для усиления финансового стимулирования. Как сказала бы моя дочь-подросток: «Это же рецессия. Тут уж ничего не попишешь».
И вот мы подошли к моменту, когда экономические проблемы Японии становятся уникальными. И те, кто принимает в этой стране политические решения, с данной ситуацией явно не справились, что породило в немалом количестве так называемые компании-зомби.
Зомби: отлично для фильмов ужасов, скверно для экономики
Периодически кто-то из моих детей проливает что-нибудь на пол. После этого неумеха обычно какое-то время таращится на разбитый стакан и пролитое молоко или воду. Может и заплакать. В конце концов мне приходится говорить — признаюсь, порой проявляя меньше терпения, чем следовало бы правильному родителю, — нечто вроде: «Да не стой ты, как памятник. Просто убери, что разлил». Так же и японские чиновники и банкиры долго просто стояли и смотрели на происходящий в стране бардак. Не один год. А бардак, по общему признанию, был немалый. Экономист Школы бизнеса имени Бута при Чикагском университете Анил Кашьяп в 2006 году подсчитал, что очистка финансовой системы обошлась бы Японии в 20 % от ВВП [Anil K. Kashyap, «Zombie Lending in Japan: How Bankrupt Firms Stifle Economic Reform», Capital Ideas, University of Chicago Booth School of Business, September 2006.]. Никто не любит антикризисных мер, но фундаментальные проблемы Японии были всем хорошо знакомы: экономический бум, спад, безвозвратные кредиты, проблемные банки. Но именно на этом этапе Япония резко отклонилась от традиционного сценария. Вместо принятия стандартных мер она предпочла делать вид, будто ничего не происходит.
Регулирующие органы заставляли банки продолжать кредитовать неплатежеспособных заемщиков. Этот процесс, известный в профессиональных кругах как «вечнозеленость», оттягивал во времени неизбежный коллапс компаний. Одно исследование показало, что в начале 2000-х «жизнеспособность» поистине шокирующих 30 процентов японских компаний из сферы производства, строительства, недвижимости, розничной и оптовой торговли и услуг обеспечивалась банковскими вливаниями. Это были так называемые компании-зомби — структуры, уже мертвые с экономической точки зрения, но все еще совершающие определенные «телодвижения». И эти проблемные компании обслуживали целый ряд краткосрочных экономических потребностей. Правительство было готово поддерживать их, чтобы избежать банкротства и, следовательно, сокращения рабочих мест. Банки подчинялись распоряжению властей, потому что процесс под названием «вечнозеленость» позволял им предотвращать дефолты и маскировать глубину проблем с собственными балансами. Вкладчики были застрахованы от потерь и не спешили забирать средства, какие бы безрассудные кредиты ни выдавали их банки. Иными словами, все упорно делали вид, что все идет отлично: точно так же, как на семейном ужине в честь Дня благодарения, на котором все притворяются, будто ничего не случилось. Главное — не обращать внимания на то, что у незамужней кузины Дженни такой большой живот. Очевидно, что из-за игнорирования проблемы она не пропадет. К Рождеству живот Дженни станет еще больше.
Справедливости ради замечу, что по мировым меркам ситуация была не такой уж скверной. Но, по иронии судьбы, данный факт, возможно, лишь усугубил проблему. Токио по-прежнему оставался богатым и многолюдным. Безработица была относительно низкой, хоть и росла. Кеннет Рогофф, бывший главный экономист МВФ, чьи слова процитированы в начале главы, описал многолетние проблемы Японии, как «кризис в замедленной съемке» [Rogoff, «Japan’s Slow-Motion Crisis».]. Кратковременные периоды облегчения ситуации не способствовали долгосрочным реформам. В результате государственной поддержки капитал направлялся в компании-зомби (хотя их следовало похоронить и забыть), что существенно осложняло более инновационным и эффективным компаниям выход на рынок. Трудно зарабатывать прибыль, конкурируя с теми, кому не приходится ее зарабатывать. Компании-зомби использовали свои «вечнозеленые» кредиты, в основном государственные субсидии, для выплаты персоналу искусственно высоких зарплат и установления нереалистичных цен на свои продукты. Анил Кашьяп резюмирует: «Предпочтя оценивать экономический кризис с точки зрения самой краткосрочной перспективы, политики и регулирующие органы сделали так, что все буксовали в самом неподходящем месте» [Kashyap, «Zombie Lending in Japan».].
Банк Японии спешит на помощь — но очень медленно
Для нормализации ситуации Банк Японии использовал традиционные финансовые меры — до поры до времени. Он постепенно снизил процентную ставку овернайт с 8 % в 1991 году практически до нуля в 1999-м. Такая политика нулевой процентной ставки даже обзавелась собственным акронимом — ZIRP (zero interest rate policy). По причинам, описанным ранее в этой книге, номинальные процентные ставки обычно не могут опускаться ниже нуля. А между тем Банк Японии достиг нулевой отметки, но ВВП страны в 2001 и 2002 годах все равно в основном оставался низким. Еще более зловещим сигналом было ежегодное падение цен почти на 1 % [Obstfeld, «Time of Troubles», 11.].
Здесь стоит отметить, что дефляция не всегда плоха. Бывает, например, что к падению цен приводит рост производительности, и в этом случае все выигрывают. Представьте себе некую сельскохозяйственную нацию, собравшую отличный урожай. Цены падают, потому что кукуруза и пшеница отлично уродили, а свиньи дали аномально высокий прирост. Общество выигрывает, потому что у людей больше еды. Даже фермеры получат выгоду, если больший объем продаж компенсирует более низкие цены. Однако дефляция в Японии была совсем иного качества. Цены тут падали прежде всего из-за повсеместного снижения спроса. (Если продолжить аналогию с фермой, это означает, что цены на кукурузу, пшеницу и свиней падают только потому, что потребители покупают меньше этих товаров. Фермеры, соответственно, меньше продают при более низких ценах.) В Японии происходило то, что, по словам Бена Бернанке, привело к «настолько серьезному сокращению расходов, что производители, стремясь привлечь покупателей, вынуждены были постоянно снижать цены» [Bernanke, «Deflation: Making Sure ‘It’ Doesn’t Happen Here».].
Безработица в Японии к 2003 году достигла 5,5 % — уровень не катастрофический, но более чем вдвое превышающий показатель 1993 года [Baig, «Understanding the Costs of Deflation in the Japanese Context», 16.]. Иными словами, люди не умирали на улицах от голода, но одна из самых надежных экономик мира просто рассыпалась на глазах, опускаясь значительно ниже своего потенциала. Как еще в 2001 году отмечали профессора экономики в Колледже Уильямса Кеннет Каттнер и Адам Позен, «ни одна другая страна в ОЭСР [Организация экономического сотрудничества и развития] не переживала непрерывного периода роста ниже своего потенциала, или даже его половины, столь длительно и в такой степени» [Kenneth N. Kuttner and Adam S. Posen, «The Great Recession: Lessons for Macroeconomic Policy from Japan», Brookings Papers on Economic Activity, 2:2001, 99–100.]. За исключением небольших перерывов японский индекс потребительских цен снижался на протяжении пятнадцати лет. Цены на потребительские товары в период с 1999 по 2012 год падали в среднем на 0,3 %.
Наряду с типичными проблемами, например высокими реальными процентными ставками, дефляция сильно вредит рынкам труда, особенно если заработная плата относительно инертна. Когда цены падают, реальные зарплаты растут, даже несмотря на то что цифры в зарплатных ведомостях не меняются (на ту же сумму можно купить больше). В этих условиях даже замораживание зарплаты предполагает ее повышение в реальном выражении. В результате дефляции работник, зарабатывающий 2000 иен в час, обходится работодателю все дороже. Поскольку уменьшить номинальную заработную плату чрезвычайно трудно (из-за профсоюзов, трудовых соглашений и ряда психологических факторов, которые обсуждались в первой части книги), компании нередко реагируют на эту ситуацию увольнениями. Кроме того, они со все большей осторожностью начинают подходить к расширению штата, ведь новые работники со временем автоматически станут обходиться им все дороже (в реальном выражении). Проведя интереснейший анализ, лауреат Нобелевской премии 2001 года по экономике Джордж Акерлоф и двое его соавторов подсчитали, что однопроцентная дефляция в США в долгосрочной перспективе повысила бы уровень безработицы с 5,8 до 10 % [George A. Akerlof, William T. Dickens, and George L. Perry, «The Macroeconomics of Low Inflation», Brookings Papers on Economic Activity, 1:1996.].
Большинство экономистов, наблюдавших за стагнацией японской экономики, прописывали стране инфляцию: рост цен не исправил бы ситуацию в экономике полностью, но, несомненно, помог бы — так же, как вашему другу, которому доктор настоятельно рекомендовал набрать вес. В докладе МВФ от 2003 года сделан такой вывод: «Продолжительная непредвиденная дефляция препятствовала эффективности кредитно-денежной политики, мешала нормальной деятельности финансовых рынков, снижала корпоративную рентабельность и раздувала реальное бремя частного и государственного долга» [Baig, «Understanding the Costs of Deflation in the Japanese Context».]. Кроме того, теоретически обеспечить рост цен легко и просто — так же, как потолстеть. Помните ребят из Зимбабве? Если они умудрились сделать так, чтобы цена кружки пива увеличивалась на 50 миллиардов долларов в час, то уж Япония предположительно могла бы заставить цены расти на 2–3 % в год. Зимбабве отказалась от собственной валюты в 2008 году, но в тамошнем центральном банке осталось работать около двух тысяч сотрудников, большинству из которых наверняка было совершенно нечем заняться. Не исключено, что бывший глава центрального банка Зимбабве, Гидеон Гоно, искал тогда работу. Японцам просто надо было нанять этого парня! [Farai Mutsaka and Peter Wonacott, «Zimbabwe to Overhaul Its Central Bank», Wall Street Journal, September 18–19, 2010.] Согласитесь, ничто так четко не продемонстрирует миру, что вы серьезно нацелены на инфляцию, как наем людей, которые ухитрились ввести в обращение купюру в 100 триллионов долларов.
Но подурачились — и хватит. Экономисты на протяжении всех потерянных десятилетий спорили, что можно и нужно было тогда сделать. Каттнер и Позен, например, предложили эквивалент политики «бесплатного обеда» — нечто фактически невозможное. По их плану, Банк Японии должен был, скоординировав действия с правительством, напечатать и потратить много новых денег [С практической точки зрения этого можно было бы достичь посредством монетизации государственного долга. Правительство выпустило бы облигации, чтобы оплатить новые расходы. Но вместо того чтобы выставлять их на публичную продажу, в результате чего они пополнили бы государственный долг, их следовало продать Банку Японии за новые деньги. По сути, правительство использовало бы новые деньги для оплаты своих счетов. Обычно такая практика считается совершенно безответственной, однако Японии, по мнению экономистов, немного безответственности не повредит.]. Независимо от конечного результата, это было бы полезно для страны и ничего не стоило бы налогоплательщикам. Если бы это не привело к инфляции, страна получила бы новые мосты и дороги и разные социальные льготы — и все без повышения налогов или увеличения государственного долга. А если бы сотрудничество правительства с центральным банком привело к инфляции, то Япония вылечилась бы от дефляции.
Это возвращает нас к примеру друга, мечтающего поправиться. Конечно, ему следует заказать двойной чизбургер с картофелем фри и сладким шейком. Тогда он либо потолстеет, как рекомендовал врач, либо останется худым, зато наконец-то по-настоящему вкусно поест.
Так в чем же дело? Почему японское правительство и центральный банк почти два десятилетия терпят снижение цен, если способ лечения, пусть и не гарантированно обещающий выздоровление, настолько прост — взять да и напечатать побольше денег? Что мы упускаем? Действительно ли так легко повысить цены в условиях, когда банки практически не работают, а экономика борется сразу на нескольких фронтах? И если да, то почему правительство и центральный банк Японии не выбрали такой курс действий? А может, дело в том, что функционирование экономик гораздо сложнее, чем нам кажется?
Инфляция не представляется возможной. Вы это серьезно?
Очевидного или окончательного ответа на вопрос, почему Банк Японии не принял более решительных мер, у нас нет. По иронии судьбы, глава Банка Японии Масааки Сиракава учился в Чикагском университете и посещал лекции Милтона Фридмана. Так вот, на посту управляющего банком Сиракава утверждал, что предположение Фридмана о том, что если в экономику влить достаточно денег, цены непременно будут расти, «опровергнуто фактами». Сиракава и многие другие высшие должностные лица Банка Японии весьма скептически относились к идее, что кредитно-денежная политика может эффективно работать в условиях сильного давления дефляционных экономических сил, в частности при сокращении численности населения, медленном росте производительности труда и усилении конкуренции со стороны Китая и других быстрорастущих азиатских держав. В 2011 году в интервью Wall Street Journal Сиракава упорно защищал реакцию Банка Японии на проблемы, порожденные лопнувшими пузырями, и наотрез отказывался признать хотя бы одну ошибку руководства банка [«Transcript: Shirakawa on Japan’s Economy», Wall Street Journal, March 1, 2011, https://www.wsj.com/articles/SB10001424052748704615504576172300556921580.].
Справедливости ради должен сказать, что даже Пол Волкер, который вдохновил нас на фантазию о Человеке — Борце с Инфляцией, сомневался в том, что центральный банк Японии способен повысить цены. В 2011 году я спросил Волкера, что бы произошло, если бы Банк Японии попытался сделать нечто противоположное тому, что сам Волкер сделал в США в начале 1980-х — нацелился на 4-процентную инфляцию, используя мощь своего авторитета. «У них бы не получилось», — ответил экономист. Разнообразные силы, толкавшие цены вниз, были чересчур сильны [Paul Volcker, interview with author, May 2, 2011.]. Дело в том, что даже если не принимать во внимание экономические факторы, Банк Японии обычно не слишком преуспевал в плане «авторитетности». Чтобы цены действительно перестали снижаться, необходимо в этом убедить народ. (В Зимбабве, например, люди были абсолютно уверены, что цены растут.) Руководство Банка Японии время от времени подавало народу сигналы о том, что дефляция не всегда плоха. Кеннет Каттнер вспоминает одну речь 2000 года тогдашнего управляющего Банка Японии Масару Хаями, в которой он «рассуждал о том, что дефляция для Японии выгодна или как минимум полезна, и решительно выступал против политических мер, направленных на борьбу с ней» [Kenneth Kuttner, «Monetary Policy During Japan’s Great Recession: From Self-Induced Paralysis to Rooseveltian Resolve», PIIE Briefing 14-4, Peterson Institute for International Economics, December 2014, 71.].
Как ни странно, многие опасались, что агрессивная кредитно-денежная политика «перегреет» ситуацию. Я вспоминаю, как, приехав в Японию в начале 2000-х, спросил одного из членов палаты представителей (нижняя палата японского парламента), почему страна не начала активнее печатать деньги. И он пояснил, что гиперинфляция, разразившаяся после Второй мировой войны, породила в стране сильный страх перед безответственной кредитно-денежной политикой. То же самое, кстати, относится к Германии (об этом мы поговорим в следующей главе). В свою очередь, некоторых японских политиков, в частности консерваторов от экономики, беспокоило, что поддержка экономики с помощью монетарных стимулов завуалирует потребность в более структурных экономических реформах. Тот же аргумент, к слову сказать, выдвигался и в США в связи с тем, что ФРС после кризиса 2008 года в течение длительного периода времени удерживала ставки на низком уровне. Между тем примиряющим всех объяснением японского бездействия может быть тот простой факт, что японская экономика никогда не переживала сильный сердечный приступ, который заставил бы ее принимать любые меры, только бы добиться нужной реакции пациента. Болезнь Японии больше походила на артрит, постепенно изнуряющий и ослабляющий больного, но оставляющий ему способность довольно долго вести относительно нормальный образ жизни.
В конце концов терпение японских политиков лопнуло. В 2010 году группа законодателей от правящей Демократической партии Японии объединилась в так называемую Антидефляционную лигу. В течение последующего года Лига существенно разрослась, включив в себя почти четверть представителей нижней палаты парламента. Один из лидеров группы демонстративно поставил управляющему центрального банка Сиракаве «двойку» за усилия в области монетарной политики [Hilsenrath and Fujikawa, «Japan’s Bernanke Hits Out at His Critics in the West».]. К 2012 году ситуация порядком надоела и избирателям. В декабре того же года твердым парламентским большинством на пост премьер-министра был избран Синдзо Абэ — с четкой задачей положить конец экономическому недомоганию страны. Абэ предложил три «экономические стрелы»: усиление налогово-бюджетного стимулирования, чтобы сдвинуть буксующую экономику с мертвой точки; мощный монетарный импульс, чтобы положить конец дефляции; и структурные реформы с целью повышения долгосрочной эффективности экономики [«The Battle for Japan», Economist, June 28, 2014.].
В Японии эту экономическую политику окрестили абэномикой.
Человек — борец с дефляцией
Премьер-министр Абэ, едва заняв свой пост, принялся стрелять этими стрелами. Один давний наблюдатель за Японией описал начавшиеся преобразования, как «самоиндуцированный паралич решимости рузвельтского стиля» [Kuttner, «Monetary Policy During Japan’s Great Recession».]. Налогово-бюджетная стрела предусматривала ряд крупных пакетов мер, направленных на стимулирование спроса. Стрела структурных реформ была призвана повысить ограничение скорости экономики путем «резкого ослабления регулирования бизнеса, обеспечения либерализации рынка труда, сокращения корпоративных налогов и увеличения разнообразия рабочей силы» [James McBride and Beina Xu, «Abenomics and the Japanese Economy», CFR Backgrounders, Council on Foreign Relations, March 10, 2015, https://www.cfr.org/japan/abenomics-japanese-economy/p30383.]. Но мы сосредоточим внимание на стреле кредитно-денежной политики, в частности на «смене режима», обещанной премьер-министром Абэ.
Новый управляющий Банком Японии Харухико Курода публично объявил, что одна из его главных целей — «коренным образом изменить ожидания рынков и хозяйствующих субъектов». В 2013 году Банк Японии впервые за свою историю установил четкий целевой ориентир по инфляции на уровне 2 процентов и объявил о желании сделать все, что потребуется, чтобы достичь этой цели за два года. Столь решительная риторика сопровождалась активными усилиями по увеличению денежной массы с использованием самых разных инструментов. Заголовок Wall Street Journal гласил: «Стагнирующая Япония ставит на новую эру легких денег» [Dvorak and Warnock, «Stagnant Japan Rolls Dice on New Era of Easy Money».]. Данная стратегия вполне предсказуемо породила целый «хор скептиков». Один высокопоставленный государственный чиновник сказал в интервью газете: «Конечно же, это невозможно. И я думаю, что господин Куроде это прекрасно знает» [Phred Dvorak and Eleanor Warnock, «Japan Central Bank Plan Meets Skepticism», Wall Street Journal, April 3, 2013.].
Масштабы принимаемых мер были абсолютно беспрецедентными даже по общемировым стандартам. В 2014 году стоимость активов в собственности Банка Японии достигла 57 % от ВВП — что более чем в два раза превышает стоимость активов в подвалах ФРС после финансового кризиса 2008 года [McBride and Xu, «Abenomics and the Japanese Economy».]. Когда реформы, предложенные премьер-министром Абэ, натолкнулись на политические преграды, он объявил о всеобщих выборах в 2014 году, рассчитывая получить от избирателей новый мандат для дальнейшей реализации программы абэномики. Его либерально-демократическая партия одержала на выборах решительную победу, и сейчас правительство Абэ продолжает тестировать пределы достижимого для новой кредитно-денежной политики Японии.
Сегодня стрелы премьер-министра Абэ, хоть и не слишком быстро и уверенно, все-таки приближают экономику к намеченным целям. Эксперт по Японии Адам Позен в конце 2014 года писал: «По сути, восстановление Японии идет в верном направлении, даже если и не всегда успешно» [Adam S. Posen, «An American’s Assessment of Abenomics at Mid-Term», PIIE Briefing 14-4, Peterson Institute for International Economics, December 2014.]. Первые проблески инфляции в стране уже замечены. Так, индекс потребительских цен Японии, исключая цены на свежие продукты питания и влияние на потребление нового повышенного налога, вырос к середине 2014 года примерно на 1,5 % [Tatsuo Ito and Jacob M. Schlesinger, «Japan’s Zero Inflation a Setback for Abenomics», Wall Street Journal, March 27, 2015, https://www.wsj.com/articles/japan-inflation-hits-zero-1427416851.]. В начале 2015 года, правда, инфляция вернулась к нулю, отчасти из-за падения мировых цен на нефть [Tatsuo Ito and Jacob M. Schlesinger, «Japan’s Zero Inflation a Setback for Abenomics», Wall Street Journal, March 27, 2015, https://www.wsj.com/articles/japan-inflation-hits-zero-1427416851.].
На брифинге в 2015 году Совет по международным отношениям оценил ситуацию в японской экономике так: «Пока успех “трех стрел” неясен. Несмотря на мощное государственное стимулирование, во втором квартале 2014 года Япония опять вернулась в состояние рецессии. Инфляция поначалу медленно росла, но теперь, на фоне снижения мировых цен на нефть, падает, и в 2015 году страна может снова столкнуться с дефляцией. При этом сохраняются опасения по поводу разрастающегося долга и многие сомневаются, что Абэ способен проявить политическую волю и начать сложные структурные реформы, против которых по-прежнему выступают отдельные отрасли, даже после того как его коалиция наглядно продемонстрировала свою силу на досрочных выборах в декабре 2014 года» [McBride and Xu, «Abenomics and the Japanese Economy».].
Чему нас учит опыт Японии
Время вынесет свою оценку абэномике, но, независимо от ее результатов, история Японии уникальна и поучительна. Уроки, извлеченные из событий, скажем, в Зимбабве, довольно просты: не позволяйте автократам бездумно штамповать деньги в несметных количествах. Уроки Японии гораздо тоньше, сложнее и, возможно, актуальнее для всех нас. Япония — страна стареющего населения с развитой экономикой и несколько закостенелой политической структурой. Другие богатые страны мира сегодня движутся в том же направлении. Итак, вот выводы, которые мы уже сегодня можем сделать благодаря урокам потерянных десятилетий и абэномике.
Ситуация лучше, чем выглядит, — и одновременно хуже. Существует большой соблазн умалить значение потерянных десятилетий Японии, сказав, что все было не так уж и плохо. Из-за сокращения населения страны ее экономические показатели и правда слегка искажены. Согласно им, с 2001 по 2010 год (явно аномальный период) ВВП Японии на душу населения рос быстрее, чем в США и еврозоне. Однако более важной и показательной мерой является эффективность японской экономики за последние два десятилетия по сравнению с ее собственным потенциалом. Как писал Кеннет Рогофф, «никому не хочется превращаться из мирового лидера в символ экономического застоя». Но именно это и произошло с Японией. Разрыв между реальными экономическими показателями страны и ее потенциалом, или разрыв между фактическим и потенциальным объемом производства, был необычайным как по масштабам, так и по продолжительности. А когда экономика работает недостаточно эффективно, из-за низких темпов экономического роста в первую очередь страдают наиболее уязвимые слои населения. В стране неуклонно повышался процент бездомных и самоубийств. Особым бедствием медленно развивающаяся экономика стала для молодых японцев, искавших достойную работу [«To Lose One Decade May Be Misfortune…» Economist, December 30, 2009.]. Эту негативную ситуацию существенно усугубляло то, что она, по всей вероятности, была отнюдь не столь неизбежной, и если бы наверху принимались другие решения, все могло бы сложиться иначе. Как писал Economist: «Если бы Япония не застряла на границе нулевой инфляции, она функционировала бы пару последних десятилетий как более-менее нормальная экономика; опыт пребывания в этой дефляционной ловушке обошелся ее экономике в триллионы долларов невыпущенной продукции, а японским работникам он стоил бесчисленного числа рабочих мест и повышений зарплаты» [«About That Debt», Free Exchange, Economist, November 18, 2014.].
Финансовые кризисы — это плохо. Как когда-то сказал мне Пол Волкер (посмеиваясь при этом, насколько я помню): «Первый урок: ни в коем случае не позволять надуваться двум огромным пузырям» [Paul Volcker, interview with author, May 2, 2011.]. Крах рынка недвижимости и фондового рынка в японской экономике привел к хаосу, который оказалось чрезвычайно трудно упорядочить, независимо от реакции людей, принимающих решения. Целесообразнее изначально предотвращать резкие подъемы и спады в экономике. Бен Бернанке тоже обращал внимание на этот момент, когда объяснял в 2002 году, почему и как США удалось не допустить кризиса по японскому сценарию: «Если финансовые условия начинают быстро меняться, ФРС должна использовать свои регуляторно-надзорные полномочия для обеспечения стабильной устойчивости финансовой системы, и она это сделала» [Bernanke, «Deflation: Making Sure ‘It’ Doesn’t Happen Here».]. Но, погодите, именно в то время, когда Бернанке произносил эту речь, пузырь на американском рынке недвижимости уже надувался. Так что очень интересный вопрос — базирующийся как на японском, так и на американском опыте — состоит в том, способен ли центральный банк вовремя распознать пузырь, и если да, то что ему следует делать, чтобы решить проблему. Это одна из основных и сложнейших задач центральной банковской системы, о которой мы еще поговорим в главе 14. В любом случае, если пузырь все же лопнет, надо прежде всего навести порядок, особенно в банках и связанных с ними структурах. Как сказал один эксперт по Японии: «Нет ничего хуже, чем искалеченный финансовый сектор, висящий словно занесенный над вашей головой меч» [Kenneth Kuttner, interview with author, June 1, 2015.]. На наше счастье, американские чиновники и банкиры учли это послание во время финансового кризиса 2008 года.
Дефляция настолько вредна, что центральные банки должны предпочитать инфляцию. Проблема идеальной ценовой стабильности — нулевой инфляции — носит двоякий характер. Во-первых, даже крошечные изменения могут превратить ее в дефляцию, запустив целый каскад других проблем. Во-вторых, она оставляет центральному банку значительно меньше места для маневров с реальными процентными ставками. Если инфляция составляет 2 %, а номинальная процентная ставка 1 %, то реальная процентная ставка будет минус 1 %, что является мощным фактором кредитно-денежного стимулирования. Но при нулевой или отрицательной инфляции центральный банк не может понизить реальные процентные ставки до негативного уровня. По этим причинам ФРС и другие центральные банки в настоящее время, как правило, создают своего рода буфер, то есть целевой уровень инфляции устанавливается от 1 до 3 %, а не на нуле.
Дефляционные ожидания не менее важны, чем инфляционные. Базовая идея все та же. В реальности цены имеют тенденцию меняться в соответствии с ожиданиями людей. В Японии целое поколение молодежи никогда в жизни не видело стабильно растущих цен. Гамбургер Big Mac в Токио стоил в 2014 году столько же, сколько в 1998-м. Один из сотрудников технологической компании в Кобе сказал в интервью New York Times: «Я никогда не сталкивался с инфляцией. Для меня это что-то нереальное» [Hiroko Tabuchi, «Yen-Pinching Undercuts Japan’s Push Against Years of Deflation», New York Times, March 10, 2014.]. Когда крупнейший ретейлер Японии объявил в 2013 году, что намерен повысить заработную плату 54 тысячам сотрудников, эта новость оказалась настолько сенсационной, что стала главной темой вечерних новостей японского канала общественного вещания [«Waging a New War», Economist, March 9, 2013.]. А японские компании, поднимающие цены на продукцию, публикуют оправдательные заявления. Пивоварня Kidoizumi Brewery, например, писала в обращении к клиентам: «Это чрезвычайно больно ранит наши сердца, но мы вынуждены сообщить, что в ближайшее время намерены пересмотреть цены в сторону повышения» [Tabuchi, «Yen-Pinching Undercuts Japan’s Push Against Years of Deflation.”]. Как резюмирует Economist, «возрождение стабильно положительной инфляции — это игра в доверие. Если домохозяйства верят [в то, что цены будут расти], они будут тратить деньги, компании будут нанимать новых людей, и цены будут расти. Если же домохозяйства сомневаются в решимости государства повысить инфляцию, считайте, игра проиграна» [«About That Debt», Economist.].
Кредитно-денежная политика не может заменить реформы в аспекте предложения, но может служить их важным дополнением. Монетарная политика помогает экономике функционировать на уровне ее скоростного предела. Экономические реформы, например реформа, поощряющая женщин пополнить ряды рабочих и служащих, или способствующая развитию производственной инфраструктуры, позволяют повышать этот предел. На протяжении двух потерянных десятилетий Япония проигрывала на обоих фронтах, и стрелы абэномики направлены в обоих направлениях. Кеннет Рогофф пишет: «Неэффективность Японии в сельском хозяйстве, розничной торговле и государственном управлении поистине легендарна. Даже в японских компаниях — лидерах мирового экспорта нежелание противостоять укоренившимся интересам кругов старых связей существенно усложнило задачу отказа от неприбыльных производственных линий — и от рабочих, которые на них работают» [Rogoff, «Japan’s Slow-Motion Crisis».]. Разумеется, эта ситуация нуждается в исправлении. Но структурные реформы всегда проще проводить с политической точки зрения, если экономика растет, а не сокращается или пребывает в состоянии застоя. А небольшая доза инфляции позволяет обеспечить смазку для этого процесса, например упростить сложнейшую задачу сокращения реальной заработной платы.
Предполагается, что деньги должны способствовать более плавному и бесперебойному функционированию экономики и органично и незаметно вписываться в уже имеющийся общий фон — как бригада арбитров в профессиональный спортивный матч. Если болельщик во время игры слишком много внимания уделяет арбитрам, значит, что-то пошло не так. Так же и с деньгами. Если они постоянно попадают в заголовки новостей, то эти новости, как правило, не из приятных.
Не верите? Спросите у греков и немцев.
Автор страницы, прочла книгу: Сабина Рамисовна @ramis_ovna