07.09.2022 Обновлено 09.04.2024
Книга Голые деньги Чарльз Уилан (2017) Глава 3
Глава третья. Голые деньги Чарльз Уилан
Глава 3. Наука, искусство, политика и психология цен
Цент теперь не стоит и десятицентовика.
Йоги Берра, американский бейсболист
Дэн Дуган — государственный агент. Он трудится, оставаясь в тени, чтобы наши демократические институты работали лучше. Мало кто из американцев вообще знает о существовании такого вида деятельности. Данные, собираемые Дугом, засекречены; его источники анонимны. Журнал Boston Globe, проведя исследование призрачной сети Дугана, описал его так: «Госагент с массивным ноутбуком под мышкой, окруженный плотной завесой секретности» [Megan Woolhouse, «A Government Agent, on the Prowl», Boston Globe, October 9, 2012.]. И все же именно благодаря деятельности Дэна и сотен его таких же анонимных коллег становятся возможными многие виды повседневной активности, которые мы в нашей рыночной экономике воспринимаем как должное. Однако в 2012 году завеса таинственности была практически сорвана. Детали этой истории до сих пор отрывочны, но, по данным расследования, проведенного Globe, частные охранники одного из розничных магазинов где-то в Бостоне заметили Дугана, который внимательно рассматривал женское белье (что составляло важную часть его работы). Охранников насторожило то, что Дуган «как-то уж слишком долго изучал сексуальные бюстгальтеры и трусики».
Подождите минуту. Что-что он делал?
Дэн Дуган работает ассистентом экономического подразделения Бюро статистики труда (BLS — Bureau of Labor Statistics), правительственного агентства, которое собирает данные и публикует индекс потребительских цен (ИПЦ), самый известный показатель инфляции в Америке [Emily Wax-Thibodeaux, «The Government’s Human Price Scanners», Washington Post, November 11, 2013.]. Чтобы измерить инфляцию, BLS нужно знать, как меняются цены абсолютно на все, от услуг скорой ветеринарной помощи до пльзеньского пива. Для этого правительство и нанимает сотни сотрудников вроде Дугана. И ему действительно приходится внимательно рассматривать в магазинах женское белье. Как пояснил другой ассистент BLS, «ты должен выворачивать одежду наизнанку… Соткана ткань или связана? Если на одной неделе в составе указано 20 % хлопка, а на следующей — 30 %, эти данные должны соответствовать действительности». Экономические ассистенты ежемесячно фиксируют цены примерно на 80 тысяч наименований продуктов, собирая информацию о ценах на конкретные товары и сравнивая их с данными, полученными во время предыдущего посещения магазина [См. Consumer Price Index, Bureau of Labor Statistics, Frequently Asked Questions (FAQs), https://www.bls.gov/cpi/cpifaq.htm.]. Возьмем, казалось бы, такой незамысловатый продукт, как сахар. «Существует органический белый, органический гранулированный, порошкообразный, пекарский, крупнокристаллический, жидкий, органический жидкий». А если говорить о сравнении цен в относительно долгосрочной перспективе, то даже сравнение яблок с яблоками, как правило, не дает идентичного результата. Его может дать только сравнение органических яблок с Фуджи с органическими яблоками с Фуджи» [Wax-Thibodeaux, «The Government’s Human Price Scanners».]. Да и такая вроде бы простая концепция, как «цена», тоже может быть довольно сложной. Например, что, если тот же самый товар по средам продается по специальной акционной цене или его можно приобрести дешевле в любой день недели по карте постоянного покупателя? Один сотрудник BLS, занимающийся проверкой цен, рассказывал, как ему однажды пришлось бежать за грузовиком по улицам Вашингтона, чтобы выяснить, включает ли цена (шесть долларов) конкретного сэндвича стоимость овощей [Wax-Thibodeaux, «The Government’s Human Price Scanners».].
Наилучший способ количественной оценки инфляции (или дефляции) — отслеживание в течение некоторого периода изменения цены определенной корзины взаимосвязанных продуктов. Возьмем, например, индекс рождественских цен (Christmas Price Index) американской финансовой корпорации PNC, который измеряет годовое изменение цен на подарки, описанные в старинной песенке «Двенадцать дней Рождества» (куропатка на грушевом дереве, две горлицы, три французские курицы и так далее) [Christmas Price Index, PNC Bank, https://www.pncchristmaspriceindex.com.]. Скажем, в декабре 2014 года цена на полный комплект из 364 подарков (каждый пункт умножается на количество единиц, указанное в рождественской песенке) выросла всего на 1 % по сравнению с декабрем 2013 года. Но не все товары и услуги в индексе рождественских цен подорожали на 1 %. Цена на шесть несущих яйца гусынь подскочила на целый 71 %. А вот цены на горлиц, дроздов и золотые кольца остались без изменений, так же как и на все услуги (служанок с молоком, скачущих господ и всех остальных). Дело в том, что если вы купили в 2014-м «любви своей верной» весь пакет подарков, это обошлось вам всего на 1 % дороже, чем в предыдущем году, что свидетельствует о весьма скромной инфляции.
Большинство из нас, конечно, не покупают под Рождество ни плавающих лебедей, ни скачущих господ. Индекс рождественских цен представляет собой шуточную вариацию ИПЦ, который делает то же самое с базовыми товарами и услугами, наиболее часто приобретаемыми американскими домохозяйствами. Каждый месяц Бюро статистики труда измеряет цены на 80 процентов товаров и услуг, и, насколько мне известно, скачущие господа в их число не входят. Но в связи с этим встает другой важный вопрос: если ИПЦ призван измерять и выражать одной цифрой влияние изменения цен на типичную американскую семью, то какие именно цены имеют значение? Так и тянет ответить, что все, но это может ввести нас в заблуждение. Повышение цены на молоко сказывается на большинстве американских потребителей сильнее, чем подорожание икры или камней для игры в керлинг. Кстати, я вообще не покупаю сигареты, кошачий корм и шары для боулинга, но при этом чаще, чем среднестатистический человек, покупаю мячи для гольфа, особенно когда не в форме и плохо играю. Как с этим быть?
Чтобы ИПЦ был актуальным и точным, необходимо определить корзину товаров, наиболее важных для большинства американских домохозяйств [Consumer Price Index, FAQs, https://stats.bls.gov/cpi/cpifaq.htm#Question_3.]. И вот тут Бюро статистики труда начинает довольно сильно смахивать на ЦРУ. Полевые агенты отправляют собранные ими по всей стране данные в штаб-квартиру, где их анализируют, выявляя значимые закономерности. В частности, статистики BLS используют сведения о расходах по репрезентативной выборке семей и определяют типичную продуктовую корзину типичного американского домохозяйства. В настоящее время она состоит более чем из двухсот категорий товаров и услуг, объединенных в восемь широких групп: продукты питания и безалкогольные напитки, жилье, одежда, отдых и прочее.
При расчете ИПЦ каждый элемент взвешивается исходя из его доли в продуктовой корзине. Так, если типичная семья тратит на курятину в три раза больше, чем на пармезан, то любое изменение цены на куриное мясо повлияет на индекс в три раза сильнее, чем изменение цены на дорогой сыр. (Кстати, в индексе рождественских цен вес годового изменения цены на скачущих господ тоже в десять раз больше, чем изменение цены на куропатку на грушевом дереве, ибо, согласно песенке, ваша верная любовь посылает вам целых десять таких господ и только одну куропатку.) В США самая важная мера инфляции — индекс потребительских цен для всех типов городских потребителей (ИПЦ-Г), отображающий структуру затрат почти 88 % американского населения [«Current Price Topics: The Experimental Consumer Price Index for Older Americans (CPI-E)», Focus on Prices and Spending, U.S. Bureau of Labor Statistics 2, no. 15 (February 2012).]. Похожий индекс, ИПЦ-Р, оценивает потребительские цены для городских наемных работников и конторских служащих, которые составляют 32 % населения. Как предполагают оба названия, эти индексы не учитывают сельских домохозяйств, чьи продуктовые корзины и модели совершения покупок заметно отличаются от корзин и моделей городских домохозяйств. Не учитывают эти индексы и региональных вариаций в структуре потребления и ценах. Бюро статистики труда предупреждает, что «индекс потребительских цен часто называют индексом прожиточного минимума, однако он существенно отличается от полной меры стоимости жизни».
И это очень важный момент. Одна из причин как можно точнее оценивать инфляцию — возможность должным образом корректировать социальные контракты и другие виды социальных программ, тем самым компенсируя колебания цен. Например, если цель американской программы социального обеспечения — предоставление льгот пенсионерам, постоянная покупательная способность которых не меняется в течение долгого времени, то при любом изменении цен в гипермаркете Shuffleboard Superstore цифры, полученные в ходе ежемесячных проверок, необходимо соответственно корректировать. Ссылка на Shuffleboard тут отнюдь не случайна. Если мы хотим измерить изменение цен с использованием репрезентативной продуктовой корзины, нам следует признать, что разные типы потребителей покупают разные наборы продуктов. «Закон о пожилых американцах» 1987 года (он действительно так называется) мотивировал Бюро статистики труда разработать экспериментальный индекс потребительских цен для пенсионеров, ИПЦ-П, который бы лучше отображал структуру потребления американцев старше 62 лет [«Current Price Topics: The Experimental Consumer Price Index for Older Americans (CPI-E)», Focus on Prices and Spending, U.S. Bureau of Labor Statistics 2, no. 15 (February 2012).]. Известно, что пожилые люди часто получают скидки на разные продукты, от билетов в кинотеатры до авиабилетов. Но при этом они, как правило, больше тратят на медицинское обслуживание. (Экономист BLS не смог сказать наверняка, включено ли в ИПЦ или ИПЦ-П оборудование для игры в шаффлборд, которую так любят американские пенсионеры [Из интервью со Стивом Ридом, BLS economist, Consumer Price Index Program, January 9, 2015.].) Так, с 1982 по 2011 год цены на товары, входящие в ИПЦ-П, росли в среднем на 3,1 процента в год, то есть больше, чем товары из ИПЦ-Г (там рост составлял 2,9 процента), в значительной степени потому, что в этот период цены на здравоохранение увеличивались примерно вдвое быстрее, чем на другие товары и услуги [«The Experimental Consumer Price Index for Older Americans (CPI-E)», BLS.].
Несмотря на все эти недостатки, ИПЦ-Г (далее мы будем называть его просто ИПЦ) представляет собой довольно точную оценку изменения цен на наиболее часто покупаемые нами продукты. В ходе развития наших моделей потребления меняются и продуктовые корзины, используемые для расчета ИПЦ. Устаревшие пункты выбрасываются, а новые добавляются. В 1935 году в корзину были включены автомобили, в 1964-м — кондиционеры, в 1998-м — мобильные телефоны [Robert J. Gordon, «The Boskin Commission Report and Its Aftermath», National Bureau of Economic Research, Working Paper 7759, June 2000.]. А вот пишущие машинки из продуктовой корзины типичного потребителя постепенно исчезли. Кстати, упоминание о мобильных телефонах (как и о телевизорах, компьютерах и автомобилях) подводит нас к еще одной методологической сложности: да, цены меняются, но и продукты со временем усовершенствуются и становятся лучше, быстрее, компактнее и безопаснее. Мой нынешний iPhone позволяет смотреть Netflix через Wi-Fi, тогда как мой телефон десятилетней давности был в пять раз больше и был предназначен только для входящих и исходящих звонков (причем на прием работал довольно скверно). Между тем телефон, которым я пользовался в начале своей жизни, отличался практически идеальным качеством звука. Я прожил первые 25 лет, ни разу не произнеся фразу «А сейчас меня слышно?». К сожалению, он был надежно прикреплен к стене, и отойти от него можно было только на длину шнура. Как пишет Economist, «ваши хлопчатобумажные рубашки не мнутся. Ваша сушилка для одежды достаточно умна, чтобы автоматически отключиться, почувствовав, что носки уже высохли; а ваш телевизор позволяет одновременно смотреть два разных канала. Все эти новшества, конечно, улучшают нашу жизнь, но вот насколько именно?» [«And Now Prices Can be ‘Virtual’ Too», Economist, June 12, 1997.].
Здесь мы приблизились к той части, где оценка изменений цен становится не только наукой, но и искусством. Мы знаем, что телевизор, выпущенный в 2015-м, отличается от телевизора 2005 года; то же самое касается и автомобиля Toyota Camry. Так что в связи с любым индексом цен будет уместен вопрос: какое конкретно повышение цен на тот или иной товар компенсирует повышение его качества? Теоретически, если автомобиль на 7 % дороже и при этом на 7 % лучше (более безопасен, надежен, удобен), то фактически цена на него не повысилась. Как количественно определить, насколько именно улучшился автомобиль, будучи оснащенным АБС и аудиоконтролем на рулевом колесе? Именно на эти вопросы отвечают около сорока специалистов, сидящих, согласно описанию Wall Street Journal, «в лабиринте рабочих кабинок с бежевыми стенами Бюро статистики труда».
Чтобы разбить цену изучаемого товара на составные части — память, скорость, функциональность, долговечность и другие, — аналитики используют так называемую гедоническую [Гедоника — наука о приятных и неприятных ощущениях; гедонический индекс цен исчисляется с учетом изменения качества продукции. Прим. ред.] модель оценки [Timothy Aeppel, «An Inflation Debate Brews Over Intangibles at the Mall», Wall Street Journal, May 9, 2005.]. Если ее применение показывает, что новая модель тостера на 20 % лучше и стоит на 20 % дороже, чем предыдущая, такое повышение цены при измерении инфляции не учитывается. Усовершенствованный тостер, по сути, рассматривается как новый продукт с новой ценой, а не как старый продукт по более высокой цене. Например, аналитики BLS определили, что величина изменений уровня качества выборки новых автомобилей отечественного производства в 2015 году составила 45,78 доллара — не 43 и не 51, а именно 45,78. Значит, американские автомобили, выпущенные в 2015 году, на 45,78 доллара лучше, чем соответствующие модели 2014-го. Автодилерам позволяется делать небольшую наценку на это улучшение качества, следовательно, при расчете инфляции нужно просто вычесть 48,39 доллара из суммы, на которую выросла за год цена интересующей вас модели [«Report on Quality Changes for 2015 Model Vehicles», Producer Price Indexes, Bureau of Labor Statistics, November 18, 2014, https://www.bls.gov/web/ppi/ppimotveh.pdf.].
В гедонической модели оценки, как и в любом другом статистическом процессе, всегда существует вероятность перепутать тщательность с точностью. Статистики делают все возможное для учета изменения качества при измерении цены, но в конечном счете вдумчивое оценочное суждение важно не меньше, чем правильность математических подсчетов. Чиновникам нужно измерить не только то, стоили ли скачущие господа в этом году больше, чем в прошлом, но и то, стали ли они лучше танцевать. И все же даже базовая методология оценки инфляции имеет смысл. Современная экономика зависит от надежности денег, а та, в свою очередь, от максимально точного измерения изменения цен.
Звучит вроде бы просто, верно? Тогда рассмотрим внешне мудреный вопрос, который на поверку имеет огромные политические и финансовые последствия: как потребители ревизуют свою продуктовую корзину в ответ на изменение цен? Сделать это нам поможет пример. Предположим, из-за заморозков в южной Флориде резко подскочила цена на цитрусовые. Цена апельсинового сока и сопутствующих товаров, очевидно, также поднимется. Но при этом случится нечто еще не менее значимое: из-за подорожания большинство людей станут потреблять меньше апельсинового сока (и других цитрусовых). Как это отразится на оценке инфляции?
Если наша цель — отследить изменения стоимости жизни (прожиточного минимума), то мы, очевидно, должны измерять изменения не только в ценах, но и в структурах потребления в результате их повышения или понижения. Если вещи, которые я обычно покупаю, дорожают, сумма в моем чеке социального обеспечения должна увеличиться, но этот рост отчасти будет компенсирован тем, что я начну покупать меньше подорожавших продуктов — скажем, перейду с апельсинов на бананы. Не учтя такого изменения моего покупательского поведения, специалисты завысят истинное повышение стоимости жизни. Возможно, вам доводилось слышать, как люди на вечеринке или спортивном мероприятии жалуются на явление под названием «погрешность на замещение потребления». Ну ладно, может, и не доводилось. (Тогда попробуйте исследовать другие социальные среды.)
Ботанам [Как автор книги «Голая статистика», посвященной могуществу и важности статистики, я использую это слово в исключительно позитивном смысле.] из Бюро статистики труда приходится учитывать и эту погрешность. В 2002 году Бюро предложило так называемый цепной индекс потребительских цен для всех городских потребителей (ЦИПЦ-Г), описав его ни много ни мало как «новый дополнительный показатель инфляции». Подобно тому как по выборке потребительского поведения можно определить конкретную продуктовую корзину, можно также исследовать, как потребители заменяют те или иные продукты при изменении на них цен. Если потребители реагируют на повышение цен отказом от какого-то продукта (или снижением его потребления), его доля в корзине товаров, соответственно, уменьшается (а доля продукта, которым они заменяют выбывший, напротив, увеличивается). При детальном рассмотрении эта задача не проще решаемых в ракетостроении, но интуитивно все вполне понятно: когда цена на яблоки растет, люди покупают меньше яблок, что минимизирует инфляционный эффект их подорожания. Как и следовало ожидать, учитывая данную методологию, ЦИПЦ-Г обычно дает более низкий показатель инфляции, чем традиционный ИПЦ. Так, с 1999 по 2014 год среднегодовое повышение цен по традиционному ИПЦ составляло 2,33 %, а по цепному — всего 2,08 % [Doug Short, «Chained CPI Versus the Standard CPI: Breaking Down the Numbers», October 22, 2014, Advisory Perspectives, https://www.advisorperspectives.com/dshort/commentaries/Chained-CPI-Overview.php.]. Но, что, безусловно, важнее, цепной ИПЦ более точно отражает изменения стоимости жизни, нежели традиционный [«Current Price Topics: A Comparison of the CPI-U and the C–CPI-U», Focus on Prices and Spending, Consumer Price Index 2, no. 11 (November 2011).].
Примерно такие темы обсуждают аналитики в кабинетах без окон Министерства труда США. Формально все так и есть. Но эти, казалось бы, научные методологические вопросы порождают яростные дебаты в Конгрессе. Почему? Да потому, что на кону стоят сотни миллиардов долларов. Некоторые крупнейшие позиции федерального бюджета — это социальные программы, предполагающие выплату пособий с автоматической корректировкой показателя прожиточного минимума (или стоимости жизни). Если правительство обещает выплачивать получателям социального страхования или ветеранам 1750 долларов в месяц, цель данной программы — удержать покупательную способность этого пособия на одном и том же уровне в течение долгого времени. Если мы занижаем истинный уровень инфляции, то бенефициары государственных программ будут обмануты. Если завышаем, то налогоплательщикам приходится оплачивать все более щедрые социальные программы, вместо того чтобы просто компенсировать их получателям рост цен на основные продукты.
Нечто подобное происходит и в налоговой сфере. В США используется прогрессивный подоходный налог, а это означает, что люди с более высокими доходами платят более высокую ставку налога, чем те, кто зарабатывает меньше (например, 33 % против 28). Достоинства этой системы мы обсудим как-нибудь в другой раз, а сейчас нам следует согласиться с тем, что семья, доход которой вырос со 100 000 до 110 000 долларов только из-за инфляции, не должна платить более высокую ставку налога. С точки зрения покупательной способности эти люди не стали богаче, и налоговая система должна это понимать. В результате ступени подоходного налога индексируются с учетом инфляции, чтобы предотвратить переход домохозяйств в группу доходов, подлежащих обложению по более высоким ставкам, потому что цифры в их зарплатных ведомостях увеличились, а реальная стоимость зарплат не выросла. Каждый год ступени подоходного налога корректируются таким образом, чтобы, когда мы перелагаем налоговое бремя на богатых, в эту категорию не попадали люди, которые только кажутся таковыми из-за изменения цен. В 2013 году физические лица выплатили Внутренней налоговой службе США 39,6 % с любого дохода свыше 400 тысяч долларов, а в 2014-м налоговые сетки были откорректированы с поправкой на инфляцию, в результате чего по повышенной ставке начали облагать тех, кто заработал более 406 750 долларов [«In 2014, Various Tax Benefits Increase Due to Inflation Adjustments», IRS, IR-2013-87, October 31, 2013, https://www.irs.gov/uac/Newsroom/In-2014-Various-Tax-Benefits-Increase-Due-to-Inflation-Adjustments.].
Для кого это важно? Ну, если бы мы индексировали ступени подоходного налога способом, завышающим инфляцию, то Ким Кардашян платила бы подоходный налог меньше, чем положено по закону. (Уморив вас до зевоты описанием деятельности BLS, а затем перейдя к Внутренней налоговой службе, я просто обязан был упомянуть кого-нибудь вроде Ким Кардашян.) Одно дело — корректировать налоги и бюджетные зарплаты с поправкой на инфляцию, и совсем другое — делать это неправильно, то есть способом, обходящимся правительству в шокирующие суммы. В далеком 1995-м, через год после рождения Джастина Бибера, Сенат США собрал группу выдающихся экономистов, чтобы те оценили точность, с которой BLS измеряет уровень инфляции. Так вот, эта так называемая Комиссия Боскина [Официальное название — Консультативный совет США по изучению индекса потребительских цен; возглавлял его экономист из Стэнфордского университета Майкл Боскин.] пришла к выводу, что ИПЦ систематически завышал изменения стоимости жизни на 1,1 процентного пункта в год. Вы можете посчитать это ничтожной погрешностью, но это не так. Комиссия указала, что данная тенденция к завышению в ИПЦ больше ответственна за увеличение государственных расходов, чем любая федеральная программа, не связанная с социальным обеспечением, здравоохранением и обороной, и что без принятия должных мер этот, на первый взгляд, жалкий методологический просчет в период с 1996 по 2008 год увеличит национальный долг США на триллион долларов.
Комиссия Боскина выявила ряд неточностей в результате статических допущений относительно того, где и как потребители совершают покупки. В отчете Комиссии отмечалось: «Сила ИПЦ заключается в базовой простоте следующей концепции: установление цены на фиксированную (но репрезентативную) рыночную корзину товаров и услуг в течение продолжительного периода. Слабость проистекает из той же концепции: с течением времени, по мере того как потребители реагируют на изменения цен и новые варианты выбора, эта “фиксированная корзина” становится все менее и менее репрезентативной» [См. https://www.ssa.gov/history/reports/boskinrpt.html.]. Потребители, как правило, реагируют на рост цен тремя способами, причем каждый из них не учитывался в ИПЦ в полной мере. Во-первых, они ищут места, где можно купить нужный продукт по более низкой цене. (Это было особенно важно, потому что доклад Комиссии Боскина совпал с массовым распространением магазинов-складов и супермаркетов.) Во-вторых, заменяют одни продукты другими (скажем, покупают бананы вместо яблок). В-третьих, заменяют продукты в рамках одной продуктовой категории (яблоки Gala на яблоки Red Delicious). В то же время ИПЦ подвергся резкой критике за недооценку такого фактора, как повышение качества продуктов (например, большинство предметов домашнего обихода стали более долговечными и надежными), и существенное запаздывание с пополнением индекса новыми продуктами. Я уже говорил, что мобильные телефоны были добавлены в ИПЦ в 1998 году, но не упомянул о том, что к тому времени в стране уже насчитывалось 55 миллионов абонентов мобильной связи, а стоимость самого мобильного телефона и его обслуживания снизилась по сравнению с предыдущим десятилетием на 51 % [Gordon, «The Boskin Commission Report and Its Aftermath».]. Чем больше времени уходит на включение нового продукта в статистическую потребительскую корзину, тем меньше снижение его цены будет отражено в расширенном ИПЦ.
Бюро статистики труда учло замечания Комиссии Боскина и внесло многочисленные методологические изменения. (Одним из них было более широкое применение гедонической модели оценки для измерения изменения качества продуктов.) Кроме того, BLS стало публиковать ЦИПЦ-Г, который более полно учитывает эффект замещения, как отмечалось ранее. Однако цепной ИПЦ так и не начали использовать для индексации федеральных налогов и льгот — проблема, неожиданно всплывшая во время недавних переговоров по бюджету. В 2010 году Комиссия по сокращению дефицита бюджета Симпсона — Боулза, как и целевая рабочая группа по сокращению задолженности США, возглавляемая бывшим сенатором Питом Доменичем и экспертом по вопросам бюджета Эллис Ривлин, рекомендовала федеральному правительству перейти на цепной ИПЦ. С момента введения ЦИПЦ-Г вырос в среднем на 0,3 % меньше, чем традиционный ИПЦ. Перефразируя слова Эверетта Дирксена [Сенатору Эверетту Дирксену часто приписывают слова: «Миллиард сюда, миллиард туда — так скоро и o больших деньгах речь пойдет». Но документально то, что это сказал именно он, не подтверждено.], 0,3 % сюда, 0,3 % туда — так скоро и о больших деньгах речь пойдет. Мне лично кажется, что 220 миллиардов долларов — большие деньги. А именно в такую сумму Бюджетное управление Конгресса США оценило экономию за десять лет при условии перехода федерального правительства на ЦИПЦ-Г при расчете увеличения стоимости жизни [Kathy Ruffing, Paul N. Van de Water, and Robert Greenstein, «Chained CPI Can Be Part of a Balanced Deficit-Reduction Package, Under Certain Conditions», Center on Budget and Policy Priorities, February 12, 2012.], [Эта экономия со временем растет, потому что рассчитывается по методу начисления сложных процентов — сверх меньших повышений начисляются меньшие повышения.].
Конечно, 220 миллиардов долларов в виде пособий, которые люди никогда не получат, — факт, породивший бурные дебаты по поводу того, следует ли это вообще считать сокращением льгот в рамках программы социального обеспечения. Обе стороны спора выдвигают вполне логичные аргументы. Да, если государственные пособия индексировать с использованием цепного ИПЦ, они будут расти медленнее. Это, безусловно, сокращение. Но оно вполне согласуется с исходной целью данной программы — скорректировать суммы государственных пособий с учетом реального увеличения стоимости жизни. С точки зрения фискальных ястребов [На американском сленге чиновники, уделяющие особое внимание контролю бюджетных расходов. Прим. перев.], это сродни опечатке, допущенной в формуле для расчета государственных выплат несколько десятилетий назад, в результате чего каждый бенефициар с тех пор получал больше, чем должен. Изменение корректировки стоимости жизни — это не сокращение выплат, а коррекция. Если выплачиваемых вследствие таких корректировок пособий и льгот недостаточно, программы необходимо реформировать напрямую, а не раздувая пособия посредством приблизительных поправок на рост прожиточного минимума. Многие группы, выступающие за принятие ЦИПЦ-Г, призывают также пересмотреть программы государственных пособий, чтобы компенсировать любые необоснованные трудности.
Достаточно сказать, что в дебатах пенсионеров на американских кортах для игры в шаффлборд нюанс стоимости жизни часто упускается. Чек на меньшую сумму — это чек на меньшую сумму. Как пишет член Комиссии Боскина экономист Роберт Гордон, «предположение, что эта систематическая ошибка привела к чрезмерному росту пособий по программе социального обеспечения и других льгот, спровоцировало резкую и изобличающую политическую реакцию. Американская ассоциация пенсионеров разослала своих лоббистов, и те начали сновать по коридорам Конгресса, окатывая холодной водой сенаторов и членов палаты представителей, которые первоначально поддерживали идею сокращения дефицита бюджета путем корректировки формулы индексации на определенную долю оценки этой ошибки, предложенную Комиссией [Gordon, «The Boskin Commission Report and Its Aftermath».]».
Я описал ИПЦ как своего рода спидометр для измерения покупательной способности доллара. И теперь мы знаем, что идеального мерила изменения цен не существует, поэтому правильнее будет сказать, что есть нечто вроде приборной панели инструментов, которую можно использовать для измерения инфляции или дефляции, включая разные вариации ИПЦ. С одной стороны, эти индексы, судя по всему, весьма точно коррелируют. Даже шутливый индекс рождественских цен на протяжении целого ряда десятилетий довольно точно соответствовал ИПЦ. Начиная с 1984 года, когда экономист PNC придумал этот ловкий маркетинговый прием, индекс рождественских цен вырос на 118 %, а ИПЦ — на 127 %. Среднегодовой прирост цен за эти годы по обоим индексам составляет 2,8 %. С другой стороны, даже доля процентного пункта в долгосрочном периоде может иметь огромный эффект, так что мы вряд ли когда-нибудь будем корректировать льготы ветеранов с использованием индекса рождественских цен.
Так какой показатель инфляции лучший? Обычно это зависит от того, кто спрашивает и почему его это интересует. Например, ФРС уделяет особое внимание «базовой инфляции» (раньше ее называли инфляционным ядром) — показателю изменения цен, который не включает волатильные категории товаров, например продукты питания и энергоносители. И то верно: кому нужны бензин и еда? (Как было элегантно сказано в заголовке одной статьи New York Times, «Если вы не едите и не водите машину, инфляция для вас не проблема».) Впрочем, учитывая миссию ФРС — обеспечивать ценовую стабильность, — базовая инфляция действительно представляет собой один из важнейших приборов на вышеупомянутой приборной панели. Пищевая и энергетическая отрасли подвержены таким шокам, как плохой урожай на Среднем Западе или неожиданно перекрытый газопровод, но ни то ни другое не репрезентативно для изменения цен в экономике в целом. Если цель — выявлять системные изменения цен в масштабах всей экономики, в частности взаимосвязь между процентными ставками и ценами, скачок цены на нефть, вызванный уязвленным самолюбием президента, скорее всего, затуманит, а не прояснит общую картину. По мнению чиновников из Федерального резервного банка Сан-Франциско, хотя цены на [продукты питания и энергоносители] часто растут или снижаются быстрыми темпами, эти ценовые колебания не всегда связаны с изменением тренда общего ценового уровня в экономике. Напротив, изменение цен на продукты питания и энергоносители нередко обусловлено временными факторами, которые могут впоследствии измениться в прямо противоположную сторону [Dr. Econ, «What is ‘core inflation,’ and why do economists use it instead of overall or general inflation to track changes in the overall price level?», Federal Reserve Bank of San Francisco, October 2004, https://www.frbsf.org/education/publications/doctor-econ/2004/october/core-inflation-headline.]. Подумайте об этом, как о ситуации, когда вы жмете на тормоз, проезжая по трассе мимо полицейского автомобиля: да, вы едете медленнее, но это вовсе не отображает типичного для вас стиля вождения [PNC Bank предлагает также Базовый индекс рождественских цен, в который не входят лебеди — как правило, самый волатильный подарок из песенки «Двенадцать дней Рождества».].
Economist разработал индекс McFlation, в котором используются колебания в цене Big Mac в разных странах, — простой, не требующий сложных расчетов способ учета изменений на более широком ценовом уровне. Big Mac одинаков во всех странах, каждый бутерброд включает в себя одну и ту же продуктовую корзину: говядина (кроме Индии), пшеничный хлеб, аренда помещения, заработная плата персонала, соленья, специальный соус и прочее. Как же меняется цена на Big Mac с течением времени относительно официальной статистики по инфляции? Именно последняя оговорка — «относительно официальной статистики по инфляции» — делает индекс McFlation чем-то большим, чем просто курьез. Хотя США, по всей вероятности, вряд ли начнут использовать цену Big Mac для индексации размера пособий по социальному обеспечению, этот простой инструмент — хороший способ выявить случаи фальсификации финансовых результатов другими странами. Взять хотя бы Аргентину, где «гамбургерная» инфляция в период между 2000 и 2010 годами составляла 19 % в год, а официальный уровень инфляции — всего 10 % [«Lies, Flame-Grilled Lies and Statistics», Economist, January 29, 2011.]. Зачем вообще фальсифицировать официальную статистику? Дело в том, что правительства часто обещают различные корректировки стоимости жизни или, как в случае с Аргентиной, процентные ставки по государственному долгу, которые повышаются вместе с инфляцией (чтобы обеспечить инвесторам фиксированную реальную норму прибыли). Один из способов минимизировать эти издержки — исказить официальные показатели инфляции. А индекс McFlation стал четким сигналом вероломства аргентинского правительства. В 2013 году Международный валютный фонд официально осудил правительство этой страны за заведомо недостоверную отчетность по инфляционной статистике [«Motion of Censure», Economist, February 9, 2013.].
Еще один полезный индикатор на ценовой приборной панели — будущая инфляция. В конце концов, инвесторов, компании и профсоюзы больше заботят изменения цен в следующем году, нежели в прошлом. Сложность измерения будущего изменения цен заключается в том, что оно… еще не произошло. И пока Бюро статистики труда не нашло способа отправить ассистента экономического подразделения в будущее изучать женское белье, нам, чтобы выяснить, какие цены будут в 2020 году, явно не обойтись без хрустального магического шара. И в определенном смысле он у нас уже есть. Лучший прогноз цен на следующий год — анализ мнения людей на этот счет, то есть так называемая ожидаемая инфляция [Эти мнения иногда называют инфляционными ожиданиями.]. Любой человек, заключающий соглашение, предусматривающее отсроченные платежи, отталкивается от определенных ожиданий относительно будущей инфляции. Когда Казначейство США продает облигации, по ним выплачивается конкретная годовая процентная ставка, скажем 3,2 %, которая состоит из двух частей: реальной процентной ставки (дохода, получаемого держателем облигаций за предоставление денег правительству США) и дополнительной суммы, призванной компенсировать рост цен на протяжении срока займа (инфляционной премии). Но никто, глядя на номинальный процентный доход по десятилетней казначейской облигации, не сможет отделить эти две части друг от друга. Какая доля от этих 3,2 % приходится на реальную процентную ставку, а какая — на ожидаемую инфляцию? Возможно, реальная процентная ставка составляет 3,2 процента, и инвесторы ожидают абсолютной ценовой стабильности. А может, реальная процентная ставка равна 2 %, и инвесторы ожидают ежегодного роста цен на 1,2 % в течение следующего десятилетия. Кто знает?
Мы. Благодаря казначейским облигациям, защищенным от инфляции (Treasury Inflation-Protected — TIPS), — простым, но мощным ценным бумагам, введенным правительством США в далеком 1996 году. По ним каждые полгода начисляется определенная фиксированная процентная ставка плюс поправка на инфляцию, измеряемая с помощью ИПЦ-Г. На момент написания этих строк текущая годовая доходность по TIPS с десятилетним сроком погашения составляла 0,34 % без учета номинальной поправки на инфляцию. В этом-то и прелесть: мы можем определить, как рынок оценивает будущую инфляцию, сравнив доходность по TIPS с доходностью обычных долгосрочных казначейских облигаций, которые с учетом инфляции не индексируются. Текущая доходность по обычным десятилетним казначейским облигациям составляет 1,93 % [«United States Government Bonds», Bloomberg Business, https://www.bloomberg.com/markets/rates-bonds/government-bonds/us/.]. Это говорит о том, что, по ожиданиям рынка, годовой уровень инфляции в течение следующих десяти лет будет 1,59 % (1,93 минус 0,34 %), потому что инвесторам все равно, будут ли они ежегодно иметь реальную доходность 0,34 % плюс изменение ИПЦ-Г или номинальную ставку 1,93 %. Как, вероятно, объяснил американской кантри-поп-исполнительнице Тейлор Свифт ее бизнес-менеджер, единственный случай, когда эти облигации можно считать совершенно одинаковыми, — если, согласно нашему предположению, ежегодный рост ИПЦ-Г составляет 1,59 %. Инфляция (или дефляция) в следующем десятилетии практически наверняка будет отличаться от прогнозируемой сегодня рынками, тем не менее разница между ценами на обычные казначейские облигации и TIPS все равно дает наиболее точную картину текущих ожиданий.
На приборной панели инструментов, используемой статистиками и финансистами, несколько ценовых индексов, но я не буду описывать их все. Если вы осведомлены об основных методологических сложностях, неизменно сопровождающих оценку изменений цен — сбор нужных данных по искомому товару и их правильную корректировку с учетом качества продуктов и потребительского поведения, — то сможете определить сильные и слабые стороны разных индексов. Во всяком случае, никто не станет спорить с тем, что измерение изменения цен значительно сложнее, чем кажется поначалу. Следовательно, предположительно мы должны были бы согласиться с утверждением, что от совершенно стабильных цен, которые ни растут, ни падаю, выиграют абсолютно все.
Правильно?
Нет, мой наивный читатель, неправильно. Нет, нет и нет. Так же, как эпидемия туберкулеза выгодна (как ни кощунственно это звучит) тем, кто торгует антибиотиками, инфляция хороша для одних, а дефляция — для других. Начнем с дефляции как наиболее шокирующей формы изменения цен. После описанного мной в предыдущей главе экономического ужастика в стиле Стивена Кинга, вызываемого падением цен, вряд ли кто-то решит, что она может быть кому-то полезной. Увы, может. Для людей, живущих на фиксированный номинальный доход (как, например, японские пенсионеры), дефляция делает более платежеспособной каждую иену. Если цены падают на 10 % в год, реальная стоимость пенсионного пособия растет на 10 % в год. Выгодна дефляция и кредиторам — если, конечно, она неожиданная и заемщики способны погасить кредиты. Каждый возвращаемый доллар или иена в этом случае стоят больше, чем те, что были взяты в кредит. Экономисты в основном единодушны во мнении, что падение цен в целом вредно для экономики. Солидарны они и в том, что по логике дефляции вообще не должно быть, поскольку любая современная экономика располагает фидуциарными деньгами, которые при необходимости можно напечатать в любом количестве. Бен Бернанке однажды заметил, что проблему падения цен в Японии можно было бы без труда решить, сбрасывая деньги с вертолетов. (Это, конечно, метафора, а не план реальных действий.) Дефляция похожа на болезнь, которую можно вылечить, поедая пиццу и мороженое, устроившись перед телевизором на диване. Никто обычно не ожидает, что она будет мучить страну долгое время. Тем не менее вам еще предстоит прочитать целую главу о двадцатилетней борьбе Японии с дефляцией. Это кажущееся противоречие объясняется не только экономикой, но и политикой, потому что некоторым влиятельным политическим группам падение цен очень даже на руку.
Другие же люди, напротив, кровно заинтересованы в инфляции. Должникам нравятся растущие цены, потому что это снижает реальную стоимость их долгов. (Опять же, инфляция должна быть неожиданной, иначе ожидаемый рост цен был бы включен в номинальную стоимость кредита.) Как вы узнаете из главы 8, некоторые самые ожесточенные политические битвы в истории США велись именно в связи с ростом и падением цен. Возможно, вы смутно припоминаете из школьного курса истории кандидата в президенты США Уильяма Дженнингса Брайана, пропагандировавшего популистские идеи. В своей речи, произнесенной в 1896 году на Национальном съезде Демократической партии в Чикаго, он лихо заявил состоятельным людям Америки: «Вам не распять человечество на золотом кресте» [«Bryan’s ‘Cross of Gold’ Speech: Mesmerizing the Masses», History Matters, American Social History Project, https://historymatters.gmu.edu/d/5354/.]. Брайан ратовал за свободную чеканку серебряных монет в дополнение к золотому стандарту. Если отбросить металлургический аспект его идеи, Брайан выступал за увеличение денежной массы ради создания всплеска инфляции. Кому это было на руку? Фермерам с Запада, которых душили огромные долги. Кому такая идея пришлась не по душе? Банкирам с Востока, которые хотели, чтобы выданные кредиты возвращались в долларах, обеспеченных золотом, а не в обесценившихся деньгах, обеспеченных серебром. Во все времена существования кредиторов и должников — то есть очень издавна — первые старались защитить стоимость денег, а вторые — обесценить их.
Правительства, как правило, крупные заемщики. По этой причине инфляция им обычно выгодна, конечно, при условии, что их долги не индексируются с учетом роста цен. США заимствуют у остальных стран мира сотни миллиардов долларов. Один из основных иностранных кредиторов Америки — Китай: мы задолжали китайцам триллион долларов плюс-минус пара миллиардов. Весьма деликатный момент — это те же доллары, которые ФРС может генерировать с помощью пары щелчков компьютерной мыши. Как мы обсудим в главе 12, опасность для наших китайских кредиторов заключается не в том, что США объявят дефолт по столь огромному долгу. Так мы никогда не поступим. Вместо этого Конгресс США, чтобы погасить долги, может приказать ФРС печатать новые доллары, тем самым обесценивая уже существующие, создавая значительную инфляцию и выполняя все обязательства перед китайскими кредиторами — хотя на самом деле выплачивая им гораздо меньше, чем занимали. Чем не дефолт, хоть это так и не называется?
Тот факт, что международные кредиторы готовы покупать государственные облигации США под крайне низкий процент (это косвенно предполагает, что вероятность обесценивания Штатами своих долгов посредством инфляции ничтожно мала), безусловно, говорит в пользу нашей страны. Таким государствам, как, например, Аргентина, подобная роскошь не светит. Одна из причин, по которым долг Аргентины индексируется с учетом инфляции (что, кстати, и привело к фиктивным статистическим данным об инфляции, о которых мы говорили ранее), заключается в том, что ее правительство печально прославилось своей безответственной кредитно-денежной политикой, вплоть до гиперинфляции. Это подводит нас к ответу на вопрос, которым вы могли задаться, читая две первые главы: почему Зимбабве и многие другие страны — в том числе Веймарская республика, Бразилия, Аргентина — сами себе навязывают гиперинфляцию?
Ответ прост: правительства, печатая и тратя новые деньги, существенно выигрывают — в краткосрочном периоде, — особенно если население ограничено в других формах дохода или вообще не имеет дохода. Эмиссия бумажных денег — это скрытый способ налогообложения граждан, так называемый инфляционный налог [Правительство может также девальвировать товарные деньги, например золотые или серебряные монеты, путем уменьшения в них содержания драгоценного металла. Скажем, если солдатам платили фиксированную сумму в золотых франках, король мог их обесценить, уменьшив процент золота в каждой монете. Однако фальсифицировать товарные деньги можно только до некоего предела, так что гиперинфляция — феномен, уникальный для фидуциарных денег.]. Выпуск новых денег обесценивает деньги, уже находящиеся в обращении, что фактически представляет собой налог на них. Экономисты называют данное явление сеньоражем. Оно отображает разницу между затратами (по сути, нулевыми в современную эпоху) на печатание новых денег и стоимостью самих денег. Сеньораж чем-то напоминает хозяина дома, где играют в покер, который исподтишка вытаскивает для себя пластиковые фишки, не подкладывая за них денег в коробку-кассу. Поступая таким образом, он становится богаче за счет остальных игроков — держателей фишек.
Неслучайно страны, находящиеся в состоянии войны или управляемые вопиюще безответственными правительствами, наиболее подвержены серьезной инфляции. Чтобы содержать армию, достаточно бумаги, краски да пары-другой гибких чиновников на монетном дворе: печатание новых денег не требует ни наличия функциональной налоговой системы, ни международных кредиторов, готовых выдать заем. Тут на ум сразу приходит Зимбабве 1990-х и Аргентина 1980-х, однако Джордж Вашингтон и его революционно настроенные соотечественники в 1770-х годах тоже весьма бойко печатали континентальные деньги для финансирования Войны за независимость. Это позволило Континентальному конгрессу оплачивать военные расходы в первые годы войны, существенно не истощая золотого запаса страны и не увеличивая налогового бремени на национальную экономику. И конечно, неизбежным результатом всех этих действий стала сильнейшая инфляция. Эти и многие другие исторические примеры доказывают, что, перефразируя Милтона Фридмана, инфляция всегда и везде чисто политическое явление.
Но подождите, оказывается, деньги еще и психологическое явление — и вопрос не только в том, что мы все как один хотим иметь их как можно больше. Когда дело доходит до разграничения инфляции и реальных изменений стоимости денег, многие из нас ведут себя словно малые дети. Подобно трехлетнему малышу, который может предпочесть пять однодолларовых банкнот одной пятидолларовой, многих взрослых, судя по всему, цифры на купюрах интересуют больше, чем их реальная стоимость. Проведем блицопрос. Вот что бы вы предпочли: а) не получать прибавку к зарплате при стабильных ценах или б) получить 5-процентную годовую прибавку при росте цен на 5 % в год? Вам не нужно производить сложные вычисления, поскольку правильный ответ, по крайней мере с точки зрения экономиста, состоит в том, что между этими двумя сценариями нет никакой разницы. В первом случае все цифры из года в год не меняются, а во втором зарплата растет, но при этом растут и цифры на ценниках товаров, которые мы обычно покупаем.
В действительности люди склонны выбирать повышение зарплаты, даже если инфляция сводит на нет кажущуюся выгоду. А вот уменьшение зарплаты нам обычно очень не нравится, даже если снижение цен частично, а то и полностью его компенсирует. Экономисты дали тенденции мыслить в номинальном, а не реальном выражении (то есть с поправкой на инфляцию) название «денежная иллюзия».
Команда ученых, включающая как экономистов, так и психологов-бихевиористов, описала данное явление, задав ряд гипотетических вопросов большой группе людей, в том числе студентам Принстонского университета и случайным респондентам в международном аэропорту Ньюарка и торговых центрах Нью-Джерси. (Следует отметить, что ответы этих групп особо не отличаются.) Например, интервьюер просил респондента сравнить следующие сценарии: один человек получает 2-процентное повышение зарплаты при отсутствии инфляции, а второй — 5-процентную прибавку при 4-процентной инфляции.
Большинство респондентов правильно решили, что первый человек окажется в более выгодном финансовом положении, но при этом заявили, что второй будет гораздо счастливее! А еще людям предложили сравнить гипотетического человека Карла, который купил дом за 200 тысяч долларов и продал его через год за 246 тысяч долларов при 25-процентной инфляции, с Адамом, тоже купившим дом за 200 тысяч и продавшим его через год всего за 154 тысячи долларов, поскольку цены на рынке недвижимости упали на 25 %. В этом вопросе много чисел, так что давайте немножко посчитаем.
Итак, теоретически Карл имел 23 % прибыли, но цены за упомянутый выше период выросли на 25 %, так что в реальном выражении он понес убытки в размере 2 %.
Адам же теоретически потерял 23 %, но цены упали на 25 %, так что с учетом дефляции его прибыль составила 2 %.
Тем не менее интервьюеры чаще всего слышали в ответ, что Карл заключил более выгодную сделку. Очевидно, наш мозг не всегда синхронизирован с нашим кошельком.
Авторы описанного выше исследования заключили, что денежная иллюзия — весьма широко распространенный сегодня феномен в США (и не только) [Eldar Shafir, Peter Diamond, and Amos Tversky, «Money Illusion», Quarterly Journal of Economics CXII, no. 2 (May 1997).]. Они указывают сразу на несколько социальных явлений, подтверждающих тенденцию мыслить в номинальном, а не в реальном выражении. Первое явление — инертные цены. Это тенденция цен в номинальном выражении к большей негибкости, чем обусловлено реальными экономическими условиями. Например, наемные работники с явным неприятием относятся к снижению номинальной зарплаты, даже если ситуация на рынке труда существенно ухудшается. Когда компания переживает трудные времена, уменьшение заработной платы, даже временное, способно сохранить рабочие места, но эта схема используется в бизнесе не часто.
Во-вторых, компании редко заключают контракты, которые индексируются с поправкой на изменение цен, даже если прошлый опыт указывает, что стоимость доллара или евро за время действия контракта может весьма существенно измениться. Как почти сто лет назад недоумевал один профессор, член Stable Money Association, «мы стандартизировали все аспекты торговли, кроме самого важного и универсального — аспекта покупательной способности. Какой бизнесмен согласился бы хоть на минуту заключить контракт в ярдах ткани или тоннах угля, предоставив размер ярда или тонны на волю случая?» [Professor E. W. Kemmerer, as quoted in Shafir, Diamond, and Tversky, «Money Illusion».].
В-третьих, в значительной части нашего общественного дискурса, в частности в теленовостях, номинальную стоимость путают с реальной. В предыдущей главе я приводил пример с кассовыми сборами Голливуда, но то же самое относится, например, к оплате труда директоров, благотворительным подаркам, государственным расходам и зарплатам спортсменов. Бейсболист, который становится самым высокооплачиваемым игроком между второй и третьей базой, на самом деле может получать с учетом инфляции лишь пятнадцатую часть денег, прописанных в контракте.
Общеизвестно, что человеческая психология чрезвычайно сложна. Люди не то чтобы не обращают внимания на изменения цен — им зачастую просто легче их игнорировать. Последствия такой поведенческой особенности поистине огромны. Например, как говорилось выше, наемные работники могут изо всех сил сопротивляться 3-процентному снижению зарплаты, когда цены стабильны, но с готовностью согласятся на 1-процентную прибавку при 4-процентной инфляции. (А между тем оба трудовых контракта приведут к 3-процентному снижению зарплаты в реальном выражении.) И это не просто любопытная психологическая иллюзия. Данный феномен предполагает, что рынки труда будут более гибкими при слабой инфляции, чем при стабильных или падающих ценах. Аналогично, потребители склонны при принятии важных решений о покупке руководствоваться номинальными ценами. Домовладелец нередко отказывается продать дом дешевле, чем заплатил за него сам, независимо от стоимости сделки в реальном выражении. И наоборот, рост цен может побудить его продать дом якобы с прибылью, несмотря на то что инфляция сделает эту сделку совершенно невыгодной. Эльдар Шафир, Питер Даймонд и Амос Тверски, ученые, которые благодаря данным, полученным от респондентов из Нью-Джерси, задокументировали эту любопытную особенность нашего мозга вести учет, пишут: «Эффект денежной иллюзии, возможно, важнейший фактор, который следует учитывать при сравнении нулевых показателей инфляции с другими низкими показателями» [Shafir, Diamond, and Tversky, «Money Illusion».].
Это подводит нас к одной странности. Существуют целых три веских аргумента в пользу того, что небольшая инфляция лучше, чем ее полное отсутствие. Во-первых, она обеспечивает своего рода экономическую смазку: из-за денежной иллюзии рынки функционируют более гладко, потому что работники и потребители соглашаются на потери в реальном выражении, замаскированные под номинальный прирост. (Парень, получивший прибавку к зарплате в 1 процент при инфляции 3 процента, наверняка похвастается перед друзьями за бокалом пива, что ему повысили зарплату.) Во-вторых, низкий, но положительный уровень инфляции защищает экономику от сползания в дефляцию, особенно в непростые времена. И в-третьих, незначительная инфляция обеспечивает центральному банку большую маневренность при снижении реальной процентной ставки, прежде чем она достигнет нулевой отметки. (Помните, что номинальные процентные ставки бывают отрицательными только при самых необычных обстоятельствах.) В 2013 году, когда США еще оправлялись от Великой рецессии, New York Times писала: «Инфляцию все ругают, называя чем-то вроде налога на современную жизнь, но сейчас, когда высшие чины Федеральной резервной системы готовятся к встрече на этой неделе, как внутри, так и вне ФРС крепнет обеспокоенность тем, что инфляция растет недостаточно быстрыми темпами» [Binyamin Appelbaum, «In Fed and Out, Many Now Think Inflation Helps», New York Times, October 26, 2013.].
Да, недостаточно быстрыми темпами. Итак, резюмируем первые три главы: инфляция — это плохо, дефляция еще хуже, а гиперинфляция — и подавно. Тем не менее некоторым политическим силам выгодно каждое из этих явлений. Между тем главная цель денег — стимулировать торговлю, и лучше всего она, предположительно, достигается, когда цены вообще не меняются, если не считать того факта, что торговля идет более гладко, когда цены со временем постепенно растут. Поди во всем этом разберись.
Так что и правда установить цены на правильном уровне — крайне непростая задача.
И это я еще не упомянул о банкирах — ну, вы знаете, это те люди, которые в 2008 году навлекли на нас финансовый кризис (при щедрой поддержке своих друзей). Одно из самых важных применений денег — возможность одалживать их другим. Кредит считается основой современной экономики. Когда мы занимаем деньги на обучение в колледже, покупку автомобиля, открытие собственного бизнеса или спекуляции на рынке недвижимости Лас-Вегаса, наша жизнь стабильно улучшается.
Но лишь до тех пор, пока мы в состоянии вернуть кредит. Как мы убедились в 2008 году, спекуляции на рынке недвижимости — с использованием заемных средств — могут обернуться очень большими проблемами. Деньги вообще штука сложная, даже без заимствований и кредитования. А когда в игру вступают еще и банки (и другие организации, выполняющие их функции), ситуация может усложниться во сто крат.
Автор страницы, прочла книгу: Сабина Рамисовна @ramis_ovna