23.03.2021 Обновлено 12.04.2024
Книга "Полночное небо" Лили Брукс-Далтон (2021) Глава 15
Глава пятнадцатая. Полночное небо Лили Брукс-Далтон. / Good morning, midnight Lili Brooks-Dalton.
15
Итальянский Язык >> здесь <<
Теперь Августин часто рыбачил на озере вместе с Айрис. Они останавливали лодку на полпути к острову и начинали по очереди забрасывать удочку. Ждать долго не приходилось: водоем кишел рыбой, которая готова была клевать на любую приманку, а уж оранжевая вращающаяся блесна выглядела слишком заманчиво, чтобы проплыть мимо.
Обычно они выуживали одного гольца или двух поменьше, перебивали рыбинам хребет, спускали кровь, а затем гребли обратно и разделывали улов на берегу. Айрис научилась мастерски забрасывать удочку, да и менее приятная работенка – забой и разделка – тоже удавалась ей неплохо. Девочка ни в какую не хотела, чтобы рыбу потрошил Августин.
Тундра запестрела густыми коврами из крошечных цветов. Когда эти душистые накидки укрыли свежую траву и рыхлую бурую почву, Августин и Айрис стали все дальше уходить от лагеря, чтобы полюбоваться непривычным буйством летних красок. Окрестные холмы и горы кишмя кишели леммингами, зайцами-беляками и разными птицами. На просторах тундры паслись овцебыки и северные олени, поедая все редкие виды карликовой флоры без разбору, словно угощаясь деликатесами на банкете.
Во время одной из горных прогулок, когда Августин присел отдохнуть на камень, а его спутница продолжила карабкаться выше, откуда ни возьмись появился олень и основательно проредил близлежащие заросли болотной камнеломки. Неуклюже обхватывая губами желтые цветочки, он перекусывал стебельки у корня. Закончив, принюхался и не спеша побрел дальше – на поиски новых лакомств.
Августин впервые видел дикое животное так близко. Он мог рассмотреть завиток шерсти у оленя на лбу, услышать стук его зубов, почувствовать густой, прелый запах его дыхания. Это был огромный самец; на его голове громоздились рога – такие разлапистые, что их кончики, казалось, исчезали где-то высоко в синеве неба, словно древесные ветви.
Августин вспомнил о хижине с радиоаппаратурой. Он частенько о ней думал, но до сих пор еще не осмелился зайти, и, по прошествии времени, он начал задаваться вопросом, почему. Чего он боялся? Ему было любопытно, что за оборудование там находится, и получится ли выйти с кем-нибудь на связь, – но обычные, повседневные вещи сделались такими приятными, что усыпляли его интерес. Идиллию жизни у озера нарушать не хотелось. Он не знал, что удастся выяснить о внешнем мире; окажись это чем-то важным или, наоборот, ничем, – в любом случае, не было причин спешить и ставить под угрозу новообретенное счастье, пусть и взятое у времени взаймы. В кои-то веки Августин искренне радовался неведению. И все же попытки найти других людей касались не только его одного, и теперь он заботился не только о собственном счастье.
Поселившись в лагере, Августин решил было, что самочувствие идет на лад: близость озера успокаивала, относительно теплая погода и безветрие заставили поверить, что силы возвращаются. Однако шли дни, и он понял: век его недолог. Спокойствие не означало улучшения. Жить стало проще, но телом он не молодел. Августин знал, что долгая ночь вернется, – и когда грянут зимние морозы, его суставы заболят как раньше. Пульс замедлится, разум тоже утратит проворство. Полярная ночь покажется вечностью. Августин боялся – и в то же время надеялся, – что нынешний год станет для него последним. Он был стар; цветы и теплый бриз не могли вернуть ему молодость.
Прыгая с камня на камень, будто горная козочка, с холма спускалась Айрис.
– Красиво там, наверху?
Вместо ответа она протянула ему букетик из горных дриад – маленьких белых цветочков с желтым солнышком мохнатых тычинок по центру. У тех дриад, что отцвели, на месте лепестков белели длинные перышки пуха; некоторые все еще были закручены в клейкие подобия бутонов, а другие уже растрепало на ветру, словно непослушные седые бороды.
Августин рассмеялся:
– Вот эти на меня похожи.
Девочка кивнула, изобразив свою любимую гримаску – серьезную и несерьезную одновременно.
– Могло быть и хуже. – Августин покрутил в пальцах полностью облетевший цветок и вставил его в петлицу.
Попытавшись встать, он чуть не потерял равновесие и, стараясь ухватиться за гладкую поверхность камня, случайно рассыпал цветы. Затем бережно собрал все, что смог, в помятый и чахлый букетик, и побрел к лагерю. Время пришло.
* * *
С кружкой кофе в руке Августин подошел к хижине с радиооборудованием. С первого раза войти не получилось – заклинило ручку. Пришлось поставить кружку на землю и хорошенько толкнуть дверь плечом. В домике, как он и ожидал, располагалась полностью оснащенная радиостанция: несколько стеллажей с аппаратурой, трансиверы для ВЧ-, ОВЧ– и УВЧ-диапазонов, две пары наушников, колонки, настольный микрофон. В углу стоял новенький генератор.
В обсерватории главной проблемой была зависимость от спутниковой связи – радио использовали как запасной способ сообщения или же для местных переговоров. Здесь же техника предназначалась именно для радиосвязи. На столе лежал единственный спутниковый телефон, а рядом – несколько переносных раций.
Августин запустил генератор и позволил ему немного прогреться; потом проверил, подключено ли оборудование к источнику питания. Наконец, включил приборы. Оранжевым и зеленым светом вспыхнули экраны. Из колонок послышалось низкое, монотонное гудение статических помех, словно комнату заполонил пчелиный рой. Под столом обнаружился аварийно-спасательный набор: вода в бутылках, небольшой запас продовольствия, два спальных мешка. Августин понял, что радиобаза, как самая крепкая постройка в лагере, служила еще и аварийным убежищем. Каркасные палатки могли, конечно, выдержать полярную зиму, и далеко не одну, но все же они были уязвимы. Арктика никогда не отличалась радушием к людям.
Немного повозившись с проводами, Августин подсоединил наушники, надел их и начал сканировать частоты. Все вернулось на круги своя, подумал он. Благодаря системе антенн здесь и сигнал был мощнее, и прием чувствительнее, чем в обсерватории Барбо. Августин восхищенно погладил один из трансиверов и протер от пыли светящийся зеленый экран. Затем включил микрофон, с нетерпением подвинув его поближе, выбрал любительский УКВ-диапазон и начал передавать сигнал. Перебирая частоты, повторял в микрофон: «Всем, всем, всем». Ответа не было. Впрочем, Августин и не ждал, что ему сразу повезет. Он продолжил – переключился на УВЧ-диапазон, затем на ВЧ-, потом начал с начала.
В хижину, размахивая удочкой, заглянула Айрис: Августин оставил дверь распахнутой, чтобы проветрить помещение. Он посмотрел на свою маленькую спутницу, потом на оборудование и снова перевел взгляд на девочку.
– Хорошо. Встретимся у лодки.
Айрис убежала, и в узком прямоугольнике дверного проема вновь показался первозданный горный пейзаж. Августин по очереди выключил приборы, последним – генератор, снял с шеи наушники и смотал провод. Захлопнув за собой дверь, немного постоял у хижины, привыкая к слепящему солнцу.
Айрис сидела на днище перевернутой лодки, отстукивая удочкой ритм, чем-то похожий на джазовый.
– Эй, на шлюпке! – крикнул Августин, и девочка спрыгнула на землю.
Вместе они перевернули лодку и без особого труда вытолкнули ее на мелководье: теперь им это было не впервой. Закинули в лодку весла и сачок, а потом отплыли от берега. Несколько минут лодка свободно дрейфовала; Августин закрыл глаза, слушая, как воды озера плещутся о берег и борта, чувствуя пламенный взгляд солнца на своем лице. Когда он открыл глаза, Айрис уже сидела на краю лодки, свесив ноги и вычерчивая ими мгновенные фигуры на воде: вот они есть, а вот уже нет. Августин рассек веслами стеклянную гладь озера и начал грести.
* * *
Казалось, лето угасает стремительнее, чем наступало. Тепло покидало долину. На смену пришли холода, заморозив нежные цветочки и покрыв инеем илистые берега. Августин по-прежнему любил отдыхать у озера в садовом кресле, наблюдая за течением времени и за тем, как опускается солнце, только теперь приходилось кутаться в несколько слоев одежды. Холод вновь просочился в кости, зубы, суставы. Теперь Августин уже не уходил далеко от лагеря, Айрис бродила по горам и тундре одна. Они все еще вместе рыбачили, – и собирались продолжать, пока озеро не замерзнет, – однако грести на таком холоде с каждой неделей становилось все сложнее. Осталось недолго, думал Августин.
Он каждый день сканировал радиочастоты. Увы, ответом была лишь бесконечная тишина. Они с Айрис остались одни на белом свете. Чтобы не бездействовать, чтобы в жизни оставалась хоть какая-то цель, Августин продолжал передавать сигнал. Но со временем, когда похолодало еще сильнее, прогулки от кресла до радиобазы перестали быть приятными и превратились в настоящее испытание. Августин не сдавался, каждый раз запасая силы для новой вылазки. Грести он уже не мог. Когда озеро покрылось тонкой ледяной коркой, он подумал, что это даже к лучшему.
С тех пор прошло несколько дней, и солнце, спустившись к горизонту, нырнуло еще ниже, прежде чем снова показаться над землей. Закатно-рассветная симфония длилась несколько часов и поражала воображение: горы пламенели в оранжевом свете, а небо играло лиловыми всполохами, пока не делалось равномерно-синим. Это слияние лебединой песни уходящего дня с началом следующего стало постоянным напоминанием о быстротечности времени.
Озеро замерзло, немного подтаяло, снова замерзло. Однажды вечером, когда солнце нырнуло за горы, заморосил холодный дождь. В студеных сумерках к дождю прибавился снег, а затем остались лишь редкие белые хлопья, медленно спускавшиеся на голую землю. Когда пошел дождь, Августин покинул свое кресло, но как только с неба начали падать снежинки, вернулся. Айрис составила ему компанию, усевшись на ящик, обычно служивший подставкой для ног. Вдвоем они наблюдали, как снег укрывает окрестности белым одеялом. Когда через несколько часов горы озарил рассвет, посеребренные вершины полыхнули бледным огнем. Чем выше поднималось солнце, тем жарче горела тундра, превращаясь в царство белого пламени. Арктика на долгие месяцы облачилась в привычное одеяние.
На небо вернулись звезды. Как-то раз ночью, когда краски на холсте гор окончательно поблекли, и угольно-черные вершины проступили на фоне сонной синевы неба, Августин подошел к краю замерзшего озера, чтобы проверить прочность льда. Он легонько постучал ботинком, сделал несколько осторожных шагов, снова постучал – и, наконец, хорошенько топнул. Лед был прочным и выдерживал вес человека. По пути к хижине с радиооборудованием Августин заметил на снегу цепочку свежих следов, подсвеченную звездами. Она вела со склона одного из ближайших холмов и обрывалась у озера. Огромные следы с отпечатками длинных когтей широко отстояли друг от друга: следы белого медведя. Здесь, в лагере? Августин так удивился, что на мгновение забыл, куда шел, и вернулся на берег – туда, где обрывались медвежьи следы, и начинался лед. На гладкой поверхности остались неглубокие царапины – зверь пересек озеро. Возможно, медведь держал путь к водоему покрупнее. Или просто заблудился. Августин пожал плечами и побрел к хижине.
Надев наушники, он приступил к сканированию частот, медленно вращая верньер под мягким пляшущим светом керосиновой лампы. Шум радиопомех успокаивал, заслоняя безмолвие Арктики – тишину столь абсолютную, что не верилось в ее существование. Не слышно было ни плеска воды, ни ветерка. Наступило зимнее затишье. Крачки покинули свое чудесное гнездо, отправившись на юг, к другому полюсу; овцебыки и олени вернулись на безбрежные просторы тундры. Изредка тишину нарушал протяжный, нестройный волчий вой, а потом озерная долина снова погружалась в оцепенение. Белый шум был избавлением – потрескивающей накидкой, укрывающей от одиночества.
Августин включил на приемнике автоматическое сканирование и закрыл глаза, позволив разуму немного отдохнуть. Он уже засыпал, как вдруг в наушниках раздался голос. Августин встрепенулся и плотнее прижал наушники к голове. Голос прозвучал очень тихо – непонятно, во сне или наяву. А потом снова. Слов было не разобрать, лишь отдельные звуки пробивались сквозь помехи. Вслушиваясь, Августин придвинул к себе микрофон и внезапно растерялся: что сказать? От волнения он напрочь забыл принятый среди радиолюбителей трехбуквенный код, не сразу сообразив, что Федеральной комиссии по связи все равно уже не существует.
– Слушаю! – сказал Августин, не замечая, что почти кричит.
Подождал. Ничего.
– Слушаю! – повторил он снова.
Наконец, после третьей попытки, из наушников донесся голос. Женский голос – ясный, как звон колокольчика.
Автор страницы, прочла книгу: Сабина Рамисовна @ramis_ovna