09.02.2023 Обновлено 04.04.2024
Книга "Дети Капитана Гранта" Ж.Верн (1867) Часть 3 Глава 16
Часть третья. Глава шестнадцатая. Дети Капитана Гранта Ж.Верн.
Глава 16. МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ
Русский Язык << здесь >>
Ночь благоприятствовала беглецам. Надо было воспользоваться ею, чтобы уйти подальше от роковых берегов озера Таупо. Паганель взялся вести отряд и снова проявил во время этого трудного странствования в горах свое изумительное чутье путешественника. Он с удивительным проворством пробирался в темноте, отыскивая едва приметные тропинки и не уклоняясь от нужного направления. Правда, географу очень помогала его никталопия: его кошачьи глаза различали в непроницаемой тьме самые мелкие предметы.
Три часа подряд беглецы шли, не останавливаясь, по отлогим восточным склонам гор. Паганель отклонился немного к юго-востоку, стремясь попасть в узкое ущелье между горными цепями Каймаи и Вахити, по которому проходит дорога от Окленда к бухте Хока. Он рассчитывал пересечь это ущелье и, оставив дорогу в стороне, пробираться к побережью под защитой высоких гор по необитаемой части провинции.
К девяти часам утра, за двенадцать часов, было пройдено двенадцать миль. Пора было пощадить отважных женщин. К тому же и место оказалось подходящим для привала. Беглецы добрались до ущелья, разделявшего горные цепи. Дорога на юг, к Оберленду, осталась справа. Паганель, справляясь по карте, сделал крюк к северо-востоку, и в десять часов маленький отряд очутился у крутого горного уступа. Здесь вынули из сумок съестные припасы и подкрепились ими. Даже Мери Грант и майор, которым до тех пор корни папоротника были не по вкусу, теперь ели их с удовольствием.
Отдохнув до двух часов пополудни, путешественники снова двинулись к востоку и вторично остановились на привал вечером в восьми милях от гор. Здесь все с наслаждением растянулись под открытым небом и уснули крепким сном.
На следующий день путь оказался труднее. Он пролегал по любопытному району вулканических озер, гейзеров и дымящихся серных сопок, простиравшемуся к востоку от Вахити. Путь этот был гораздо приятнее для глаз, чем для ног. Все время надо было обходить, огибать, преодолевать препятствия. Это было утомительно. Но зато какое необычайное зрелище! Как неистощимо разнообразие природы!
На обширном пространстве в двадцать квадратных миль можно было видеть всевозможные проявления подземных сил. Из рощ местного чайного дерева струились до странности прозрачные соляные источники, кишащие мириадами насекомых.
Вода их едко пахла жженым порохом и оставляла на земле белый осадок, похожий на ослепительно сверкающий снег. Одни источники были горячи, другие холодны как лед. Гигантские папоротники росли по берегам этих ручьев в условиях, сходных с условиями силурийской эры.
Со всех сторон среди клубящихся паров били из земли снопы воды, напоминавшие фонтаны какого-нибудь парка. Одни из них били непрерывно, другие пульсировали, подчиняясь прихотям своенравного Плутона. Эти фонтаны были расположены амфитеатром на естественных террасах. Воды их, осененные клубами белого пара, постепенно сливались воедино и, разъедая полупрозрачные ступени этих гигантских природных лестниц, свергались по ним кипящими водопадами, питая собой целые озера.
Потом на смену горячим ключам и бурным гейзерам пошли серные сопки. Вся земля казалась покрытой крупными прыщами. Это были полупотухшие кратеры; через их многочисленные трещины выбивались различные газы. В воздухе чувствовался едкий, неприятный запах серной кислоты, и земля кругом была усеяна кристаллами серы. Здесь целыми веками накапливались огромные неиспользуемые богатства, и если когда-нибудь серные рудники Сицилии истощатся, новые запасы сырья будет поставлять промышленности этот пока почти не изведанный район Новой Зеландии.
Можно представить себе, чего стоил путешественникам этот мучительный переход. Место для привала найти было нелегко, и охотникам не попадалось ни одной птицы, достойной быть общипанной руками мистера Олбинета. Поэтому чаще всего приходилось довольствоваться съедобными папоротниками и сладким бататом — скудной едой, которая, конечно, не могла восстановить силы изнуренных путников. Естественно, что каждый стремился поскорее распроститься с этими бесплодными, пустынными террасами.
Однако понадобилось не менее четырех дней, чтобы пересечь труднопроходимый край. Только 23 февраля путешественники смогли сделать привал в пятидесяти милях от Маунгахауми, у подошвы безымянной горы, обозначенной на карте Паганеля. Вокруг расстилались равнины, поросшие кустарником, а дальше, у горизонта, снова показались большие леса.
Такой вид сулил легкий путь, если только в этом гостеприимном краю не обосновалось уже слишком много постоянных жителей. До сих пор туземцев не было и в помине.
В тот день Мак-Наббс и Роберт подстрелили трех киви, которые могли скрасить обед, но удовольствие длилось недолго, и через несколько минут от дичи ничего не осталось.
За десертом, состоявшим из картофеля и сладких бататов, Паганель внес предложение, которое было принято с восторгом: назвать безымянную гору, вершина которой терялась на высоте трех тысяч футов в облаках, именем Гленарвана. И географ тут же старательно нанес имя шотландского лорда на свою карту.
Было бы бесполезно описывать дальнейшее путешествие: дни проходили однообразно и малоинтересно. В течение всего перехода от озер до Тихого океана произошло лишь два-три более или менее значительных события. Обычно шли целый день по лесам и равнинам. Джон Манглс определял направление по солнцу и звездам. Небо было довольно милостиво: оно не посылало ни зноя, ни дождя. Но тем не менее измождение путешественников, перенесших уже столько мук, мешало им идти быстро, и всем не терпелось скорее добраться до миссии.
Они, правда, разговаривали, но разговор этот не был общим. Отряд разбился на группки, состав которых определялся не каким-то особым предпочтением, а общими мыслями.
Гленарван обычно шел один. По мере приближения к побережью он все чаще вспоминал о «Дункане» и его команде. Забывая об опасностях, еще подстерегавших отряд на пути к Окленду, он думал об убитых матросах. Эта страшная мысль неотступно томила его.
О Гарри Гранте никто не заговаривал. К чему, раз ничего нельзя для него сделать. Если имя капитана и упоминалось, то только в беседах его дочери с Джоном Манглсом.
Молодой капитан никогда не возвращался к тому, что девушка сказала ему в ту ужасную ночь в хижине. Скромность не позволяла ему напомнить о словах, вырвавшихся у нее в минуту отчаяния.
Говоря о Гарри Гранте, Джон Манглс строил все новые планы. Он уверял Мери, что Гленарван организует еще одну экспедицию. Ведь подлинность найденного в бутылке документа не подлежала сомнению. Следовательно, Гарри Грант где-то должен был находиться. А если так, то в конце концов он все же будет найден, хотя бы для этого пришлось обшарить весь свет.
Мери упивалась этими речами. Она и Джон Манглс жили одними и теми же мыслями, надеждами. Нередко и леди Элен принимала участие в их разговоре. Она не разделяла надежд молодых людей, но не хотела возвращать их к печальной действительности.
Мак-Наббс, Роберт, Вильсон и Мюльреди старались, не слишком удаляясь от товарищей, настрелять как можно больше дичи.
Паганель, по-прежнему драпируясь в свой плащ из формиума, молчаливый и задумчивый, держался в стороне.
И все-таки, хотя испытания, опасности, усталость и лишения, как правило, делают раздражительными и ожесточают даже людей с самым лучшим характером, все эти товарищи по несчастью остались так же дружны, верны и были готовы пожертвовать жизнью друг за друга.
25 февраля дорогу путникам преградила река. Судя по карте Паганеля, это была Уаикаре. Через нее удалось перебраться вброд.
Два дня тянулись равнины, поросшие кустарником. Теперь половина пути между озером Таупо и берегом океана была пройдена если не без труда, то, во всяком случае, без нежелательных встреч.
Затем пошли громадные, бесконечные леса, напоминавшие австралийские, только вместо эвкалиптов здесь росли каури. Хотя за четыре месяца странствий у Гленарвана и его спутников изрядно притупилась способность восторгаться, но и они были восхищены этими гигантскими соснами, достойными соперниками ливанских кедров и мамонтовых деревьев Калифорнии. Каури были так высоки, что только футах в ста от земли начинались ветви. Они росли группами, и лес состоял не из отдельных деревьев, а из целых семей этих гигантов, вздымавших зонты из зелени на высоту двухсот футов.
Некоторые еще молодые каури, едва достигшие столетнего возраста, походили на красные ели европейских стран: у них была темная конусообразная крона.
Более старые деревья, которым перевалило за пятьсот — шестьсот лет, несли огромные шатры зелени, покоившиеся на бесчисленных переплетающихся ветвях. У этих патриархов новозеландских лесов стволы были до пятидесяти футов в окружности. Все спутники Гленарвана, взявшись за руки, не могли бы охватить такой гигантский ствол.
Три дня маленький отряд брел под этими огромными зелеными сводами по глинистой почве, на которую никогда не ступала нога человека. Об этом говорили и большие наплывы клейкой смолы на многих стволах: она могла бы на долгие годы обеспечить туземцев товаром для торговли с европейцами.
Охотники наталкивались на большие стаи киви, столь редких в обитаемых местах. Здесь же, в недоступных лесах, эти странные птицы нашли себе убежище. Теперь у путешественников было вдоволь здоровой пищи — мяса киви.
Вечером 1 марта отряд Гленарвана, выйдя наконец из огромного леса гигантов-каури, расположился лагерем у подошвы горы Икиранги высотой в пять с половиной тысяч футов.
От горы Маунгахауми было пройдено около ста миль, а до побережья оставалось еще миль тридцать. Когда Джон Манглс надеялся закончить весь переход дней в десять, он еще не знал, какой трудный предстоит путь.
Оказалось, что частые обходы, различные препятствия, неточность в определении координат удлинили маршрут на одну пятую. И вот путешественники добрались до горы Икиранги уже в совершенном изнеможении.
Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два больших дневных перехода. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в обитаемые места. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.
Дорога между двумя горами — Икиранги справа и Харди, высотой в три тысячи семьсот футов, слева — стала очень трудной. На протяжении десяти миль тянулась долина, сплошь заросшая гибкими растениями, метко названными «удушающие лианы». На каждом шагу лианы, как змеи, обвивались вокруг ног, рук и всего тела. Два дня пришлось путешественникам продвигаться вперед с топором в руках и бороться с этой многоголовой гидрой, с этими неотвязными, цепкими растениями, которые Паганель охотно отнес бы к классу зоофитов [Зоофиты — животные-растения.] .
В этих равнинах стало невозможно охотиться, и охотники не приносили обычной дичи. Съестные припасы истощались, а пополнить их было нечем. Иссякла вода, и путники уже не могли утолить жажду, которая еще усугублялась усталостью.
Гленарван и его спутники испытывали страшные муки, и впервые их чуть не оставила сила воли. Наконец, уже не шагая, а еле волоча ноги, измученные путники, руководимые одним лишь инстинктом самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.
Здесь виднелось несколько пустых хижин, остатки опустошенного войной селения, брошенные поля. Везде следы грабежа и пожара. И тут судьба обрекла несчастных путников на новое ужасное испытание.
Обессиленные, они брели по берегу, как вдруг в миле от них показался отряд туземцев. Дикари устремились на них, размахивая оружием. Бежать было некуда, позади только море, и Гленарван, собрав последние силы, хотел было отдать приказ защищаться, как вдруг Джон Манглс закричал:
— Пирога! Пирога!
В самом деле, на плоском песчаном берегу в двадцати шагах от беглецов стояла вытащенная на берег пирога с шестью веслами. Столкнуть лодку в воду, прыгнуть в нее и отплыть прочь от опасного берега было делом одной минуты. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон и Мюльреди сели на весла, Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.
Через десять минут пирога была уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.
Джон, не желая все-таки заплывать слишком далеко, хотел уже приказать плыть вдоль берега, как вдруг весло замерло в его руках. Из-за мыса Лоттин показались три пироги — это была погоня.
— В море! В море! — крикнул молодой капитан. — Уж лучше погибнуть в волнах!
Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. Полчаса расстояние между ними и преследователями не сокращалось, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Вот между ними уже меньше двух миль. Итак, нападение туземцев неизбежно, их длинные ружья уже нацелены!
А что же Гленарван? Стоя на корме пироги, он вглядывался в горизонт в безумной надежде на помощь. Чего он ждал? Чего хотел? Или в нем пробудилось какое-то предчувствие?
Вдруг глаза его вспыхнули, рука протянулась, указывая на что-то вдали.
— Корабль! — крикнул он. — Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильнее!
Ни один из четырех гребцов даже не повернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно: нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Только Паганель встал и направил свою подзорную трубу туда, куда указывал Гленарван.
— Да, — сказал географ, — там судно. Паровое судно! Идет на всех парах! Сюда, к нам! Ну, еще немного, друзья мои!
Беглецы с новой энергией налегли на весла и еще полчаса не давали преследователям приблизиться, гребя из последних сил. Корабль вырисовывался все яснее и яснее. Вот уже видны две его мачты со спущенными парусами и густые клубы черного дыма.
Гленарван, передав руль Роберту, схватил подзорную трубу Паганеля и внимательно следил за каждым движением судна.
Но как были изумлены Джон Манглс и все остальные, когда увидели, что черты Гленарвана исказились, лицо его побледнело и подзорная труба выпала из рук. Одного слова хватило, чтобы объяснить эту внезапную перемену.
— «Дункан»! — крикнул Гленарван. — «Дункан» и каторжники!
— «Дункан»! — воскликнул Джон Манглс, выпуская весло и поднимаясь.
— Да, смерть!.. Смерть и там и здесь… — прошептал Гленарван, сломленный отчаянием.
Это и правда была их яхта, сомневаться не приходилось, — их яхта и команда бандитов! У майора вырвалось проклятие. Судьба жестоко пошутила!
Между тем пирога была предоставлена самой себе. Куда править? Куда бежать? Что лучше: угодить к дикарям или к каторжникам? С ближайшей пироги туземцев раздался выстрел, пуля попала в весло Вильсона. Несколько взмахов весел снова толкнули пирогу по направлению к «Дункану». Яхта шла полным ходом, до нее оставалось всего полмили.
Все пути отрезаны, и Джон Манглс уже не знал, куда и направить пирогу. Женщины, еле живые от ужаса, бросились на колени и стали молиться. Дикари открыли беглый огонь, пули градом сыпались вокруг пироги. Вдруг на яхте прогремел залп, и над головами беглецов пролетело пушечное ядро. Очутившись между двух огней, они замерли на месте между «Дунканом» и пирогами туземцев. Джон Манглс, обезумев от отчаяния, схватил топор. Он хотел прорубить дно пироги и потопить ее вместе со всеми своими спутниками, но его остановил голос Роберта.
— Том Остин! Том Остин! — кричал мальчуган. — Он на борту! Я вижу его! Он узнал нас, он машет шапкой!
Топор Джона замер в воздухе. Второе ядро со свистом пронеслось над головой беглецов. Оно надвое разбило ближайшую из трех пирог. На «Дункане» грянуло громкое «ура». Дикари в страхе повернули пироги и стремительно поплыли обратно к берегу.
— К нам! К нам, Том! — громовым голосом крикнул Джон Манглс.
Через несколько минут беглецы, все еще плохо понимая, как это случилось, были уже в безопасности на «Дункане».
Автор страницы, прочла книгу: Сабина Рамисовна @ramis_ovna