09.02.2023 Обновлено 04.04.2024
Книга "Дети Капитана Гранта" Ж.Верн (1867) Часть 3 Глава 12
Часть третья. Глава двенадцатая. Дети Капитана Гранта Ж.Верн.
Глава 12. ПОГРЕБЕНИЕ МАОРИЙСКОГО ВОЖДЯ
Русский Язык << здесь >>
Кай-Куму, как это нередко случается в Новой Зеландии, был не только вождем племени, но и ариком, то есть жрецом, и как таковой мог налагать табу, имевшее в глазах суеверных туземцев магическую силу.
Табу, существующее у всех народов Полинезии, налагается на какой-нибудь предмет или на человека, делая их неприкосновенными. Религия маори учит, что всякого поднявшего святотатственную руку на то, что объявлено табу, разгневанный бог покарает смертью. Даже если божество не сразу отомстит за нанесенную ему обиду, то жрец ускорит эту месть.
Иногда вожди налагают табу из политических соображений, но чаще его причиной бывают события повседневной жизни. На туземца налагается табу на несколько дней во многих случаях: когда он остриг волосы, когда он подвергся татуировке, когда он строит пирогу или дом, когда он смертельно болен и, наконец, когда он умер. Бывает, что табу накладывается из экономических соображений: если, например, неумеренное потребление грозит истребить всю рыбу в реке или опустошить плантации еще неспелых сладких бататов, рыба или бататы объявляются табу. Пожелает ли вождь избавиться от назойливых гостей, он объявляет свой дом табу; захочет ли монополизировать деловые сношения с каким-либо судном, снова — табу; вздумает лишить покупателей не сумевшего угодить ему европейского купца — и тут табу. Запрет вождя напоминает древнее вето королей.
Если предмет объявлен табу, то никто не может безнаказанно дотронуться до, него. Когда этот запрет налагается на человека, то в течение какого-то времени ему не разрешено прикасаться к определенной пище. Если он богат, ему приходят на помощь рабы: они кладут ему в рот те кушанья, к которым он не смеет прикоснуться руками; если же беден, то он принужден подбирать пищу ртом, превращаясь из-за табу в животное.
Словом, этот своеобразный обычай направляет и изменяет поведение новозеландца даже в мелочах. Табу имеет силу закона, и можно сказать, что в его частом применении заключается вообще все туземное законодательство, притом неоспоримое и не подлежащее обсуждению.
В случае с пленниками властное табу спасло их от ярости, охватившей племя. Друзья и приверженцы Кай-Куму разом остановились по этому слову вождя и не тронули пленных.
Однако Гленарван не заблуждался относительно ожидавшей его участи. Он знал, что только жизнью своей сможет заплатить за убийство вождя. А у диких народов смерть осужденного — лишь конец долгих пыток. Гленарван приготовился жестоко искупить то законное негодование, которое побудило его убить Кара-Тете, но он надеялся, что гнев Кай-Куму обрушится на него одного.
Какую ужасную ночь провели Гленарван и его спутники! Кто в силах был бы описать их тоску, измерить их муки! Бедный Роберт и храбрый Паганель так и не появились. Но разве могло быть хотя бы малейшее сомнение в их участи! Они, конечно, пали первыми жертвами мстительных туземцев. Всякая надежда исчезла даже у Мак-Наббса, который нелегко поддается унынию. А Джон Манглс, видя сумрачное отчаяние Мери Грант, разлученной с братом, чувствовал себя близким к безумию. Гленарван думал об ужасной просьбе леди Элен, желавшей умереть от его руки, чтобы избежать пыток или рабства. Найдет ли он в себе это страшное мужество?
«А Мери — какое право я имею убить ее?» — с болью в сердце думал Джон Манглс.
Бегство было заведомо невозможно. Десять воинов, вооруженных с головы до ног, стерегли двери храма.
Наступило утро 13 февраля. Туземцы не приближались к пленникам, огражденным табу. В храме была кое-какая еда, но несчастные едва к ней прикоснулись. Скорбь подавляла голод. День прошел, не принеся ни перемены, ни надежды. Видимо, погребение убитого вождя и казнь убийцы должны были совершиться одновременно.
Гленарван был убежден, что Кай-Куму оставил мысль об обмене пленников. У Мак-Наббса же все еще теплилась слабая надежда.
— Как знать, — говорил он, напоминая Гленарвану, как отнесся вождь к смерти Кара-Тете, — не чувствует ли в глубине души Кай-Куму, что вы оказали ему услугу?
Но, что бы ни думал Мак-Наббс, Гленарван не хотел больше ни на что надеяться. Прошел еще день, а никаких приготовлений к казни все не было. И вот чем объяснялась эта задержка.
Маори верят в то, что душа умершего пребывает в его теле еще три дня, и потому труп хоронят только по истечении трех суток. Этот обычай, заставлявший откладывать погребение, был соблюден со строжайшей точностью. До 15 февраля крепость была совершенно пустынна. Джон Манглс, взобравшись на плечи Вильсона, не раз вглядывался в наружные укрепления. Из-за них не показывался ни один туземец. Только сменялись часовые, бдительно несшие караул у дверей храма.
Но на третий день двери хижин распахнулись. Несколько сот дикарей — мужчин, женщин, детей — собрались на площади па. Они были спокойны и безмолвны.
Кай-Куму вышел из своего жилища и, окруженный главными вождями племени, поднялся на земляную насыпь в несколько футов вышины, находившуюся посредине крепости. Толпа туземцев стала полукругом немного позади. Все хранили глубокое молчание.
Кай-Куму сделал знак, и один из воинов направился к храму.
— Помни же, — сказала леди Элен мужу.
Гленарван молча прижал ее к сердцу. Тогда Мери Грант подошла к Джону Манглсу и сказала:
— Лорд и леди Гленарван согласятся с тем, что если муж может убить свою жену, чтобы избавить ее от позора, то и жених имеет право убить невесту. Джон, в эту последнюю минуту разве не смею я сказать, что в глубине души вы давно называете меня своею невестой? Могу ли я, дорогой Джон, надеяться на вас так же, как леди Элен на лорда Гленарвана?
— Мери! — воскликнул в смятении молодой капитан. — Мери! Дорогая!
Он не успел договорить: циновка поднялась, и пленников повели к Кай-Куму. Женщины были готовы принять смерть. Мужчины скрывали душевные муки под наружным спокойствием, говорившим о сверхчеловеческой силе воли.
Пленники предстали перед новозеландским вождем. Приговор его был короток.
— Ты убил Кара-Тете? — спросил он Гленарвана.
— Убил, — ответил тот.
— Завтра на рассвете ты умрешь.
— Один? — спросил Гленарван. Сердце его забилось.
— О, если б только жизнь нашего Тогонги не была ценнее ваших! — со свирепым сожалением воскликнул Кай-Куму.
В это время среди туземцев произошло какое-то движение. Гленарван быстро оглянулся. Вскоре толпа расступилась, и появился воин, весь в поту, изнемогавший от усталости. Кай — Куму сейчас же обратился к нему по-английски, очевидно желая, чтобы разговор был понят пленниками:
— Ты пришел из лагеря пакекас?
— Да, — ответил воин.
— Ты видел пленника — нашего Тогонгу?
— Видел.
— Он жив?
— Он мертв. Англичане расстреляли его.
Участь Гленарвана и его спутников была решена.
— Завтра на рассвете вы все умрете! — воскликнул Кай — Куму.
Итак, несчастных ждала одинаковая кара. Леди Элен и Мери Грант молитвенно обратили взоры к небу.
Пленников не повели назад в храм. Они должны были присутствовать на погребении вождя и кровавых ритуалах, сопровождающих его. Отряд туземцев отвел пленников на несколько шагов в сторону, к подножию огромного дерева — куди. Там они и остались стоять, окруженные стражей, не спускавшей с них глаз. Остальные маори, погруженные в скорбь об усопшем вожде, казалось, забыли о них.
После смерти Кара-Тете прошло три установленных обычаем дня. Теперь, по верованиям новозеландцев, душа покойного окончательно покинула его бренное тело. Начался обряд погребения. Тело вождя положили на небольшую земляную насыпь посреди крепости. Покойник был облачен в пышные одежды и покрыт великолепной циновкой из формиума. На голову, украшенную перьями, был надет венок из зеленых листьев. Лицо, руки и грудь покойного, натертые растительным маслом, не обнаруживали никаких признаков разложения.
Родственники и друзья Кара-Тете подошли к насыпи, и вдруг, словно невидимый дирижер взмахнул палочкой к началу похоронного гимна, грянула оглушительная симфония плача, рыданий, стонов. Заунывен и тяжек был ритм этих причитаний. Родные покойного били себя по голове, женщины с остервенением раздирали ногтями свои лица, проливая больше крови, чем слез. Эти несчастные добросовестно выполняли дикий обряд. Но, видимо, этих проявлений скорби было недостаточно для умиротворения души умершего, и воины, боясь, чтобы гнев вождя не обрушился на переживших его соплеменников, хотели умилостивить покойника, предоставив ему на том свете те блага, которыми пользовался он на земле. Поэтому и жена Кара-Тете Должна была последовать в могилу за супругом. Бедная женщина и не согласилась бы пережить мужа. Таков был ее освященный обычаем долг, и история Новой Зеландии насчитывает немало подобных жертвоприношений.
Вот появилась она сама. Она была еще молода. Растрепанные волосы падали на плечи. Она рыдала и голосила. Вопли перемежались отрывочными фразами, в которых она прославляла добродетели умершего супруга и горько жалела о нем. Наконец, охваченная безудержным порывом горя, она простерлась у подножия кургана и стала биться головой о землю.
В эту минуту к ней подошел Кай-Куму. Обреченная жертва вдруг поднялась, но вождь могучим ударом дубины повалил ее обратно на землю. Она упала, сраженная.
Раздались страшные крики. Сотни рук угрожающе протянулись к пленникам. Но никто не тронулся с места, ибо похоронный обряд еще не был закончен.
Жена Кара-Тете соединилась с мужем. Их тела лежали теперь рядом. Но для вечной жизни покойнику было мало верной жены. Кто будет прислуживать супругам у Ниа-Атуа, если за ними не последуют на тот свет их рабы?
К трупам хозяев подвели шестерых слуг. Они стали рабами в силу беспощадных законов войны.
При жизни вождя они терпели жестокие лишения, их били, держали впроголодь, заставляли работать, как вьючных животных, и теперь, как верили маори, они будут вечно влачить то же рабское существование в загробной жизни. Казалось, бедняги безропотно покорялись своей участи. В таком заранее известном конце не было для них ничего неожиданного. Их несвязанные руки доказывали, что от обреченных не ждут сопротивления перед смертью.
К тому же эта смерть была быстрой: их избавили от длительных мучений. Пытки предназначались виновникам гибели вождя. Те, стоя в двадцати шагах, отводили глаза от страшного зрелища; однако вскоре оно сделалось еще ужаснее.
Под ударами дубин шестерых сильных воинов жертвы распростерлись на земле в луже крови. Это послужило сигналом к жуткой сцене людоедства.
Сила табу, которая охраняет тело хозяина, не распространяется на мертвых рабов. Они принадлежат племени. Это как бы мелкие подачки плакальщикам. И вот, едва жертвоприношение было закончено, все туземцы: вожди, воины, старики, женщины, дети, — все, без различия пола и возраста, охваченные животной яростью, набросились на бездыханные останки жертв. Быстрее, чем это может описать перо, еще теплые тела были растерзаны, разорваны, искромсаны даже не на куски, а на клочки. Каждый из двухсот присутствовавших при жертвоприношении дикарей получил свою долю человеческого мяса. Они боролись, дрались и спорили из-за каждого куска. Участники этого чудовищного пира были покрыты горячей кровью, и вся эта отвратительная орда копошилась, обливаясь кровавыми брызгами. Это было какое-то исступление, бешенство тигров, разрывающих свою добычу. Словно дикие звери в цирке бросились на укротителей. Вскоре в разных углах па вспыхнули двадцать костров, разнесся смрад горелого мяса, и, если бы не оглушительный шум пиршества, не крики — не утихавшие, хотя рты уже были набиты мясом, — пленники могли бы слышать, как хрустят кости жертв под зубами людоедов.
Гленарван и его спутники, задыхаясь от отвращения, пытались скрыть от глаз женщин это гнусное зрелище. Теперь они понимали, какая смерть ждет их завтра на рассвете и какие жестокие пытки им, без сомнения, придется испытать, прежде чем умереть.
Вслед за пиршеством начались ритуальные танцы. Крепкая водка, настоянная на горчайшем стручковом перце, еще усилила неистовство дикарей. Казалось, они вот-вот забудут о наложенном вождем табу, набросятся на ошеломленных этим исступлением пленников.
Но среди общего опьянения Кай-Куму сохранял трезвую голову. Он дал кровавой оргии достигнуть кульминационной точки, затем постепенно утихнуть, и обряд погребения завершился последним торжественным актом. Трупы Кара-Тете и его жены подняли и усадили по новозеландскому обычаю, подогнув колени со сложенными на них руками к животу. Наступило время предать мертвецов земле, но не окончательно, а до тех пор, пока тело не истлеет и не останутся одни кости.
Место для могилы было выбрано вне крепости, милях в двух от нее, на вершине небольшой горы Маунгахауми, поднимавшейся на правом берегу озера.
Туда должны были перенести тела вождя и его супруги. К насыпи принесли примитивный паланкин, вернее, просто носилки. На них посадили оба трупа, укрепив их лианами. Четыре воина подняли носилки и двинулись к месту погребения в сопровождении всего племени, снова затянувшего похоронную песнь.
Пленники, с которых не спускали глаз стражи, видели, как процессия вышла за внутреннюю ограду, потом пение и крики стали мало-помалу затихать.
С полчаса, пока мрачное шествие двигалось в глубине долины, пленники не видели его, а затем оно снова показалось на извилистой тропе, поднимавшейся в гору. Издали эта длинная, змеящаяся колонна имела фантастический вид.
Племя остановилось на высоте восьмисот футов, на вершине Маунгахауми, у того места, где была приготовлена могила для погребения Кара-Тете.
Незнатного маори хоронят просто в яме и засыпают ее камнями. Но для могучего вождя, которому, конечно, скоро предстояло стать богом, племя позаботилось приготовить могилу, достойную его подвигов.
Могила была огорожена частоколом, а у самой ямы, где должны были покоиться тела вождя и его жены, были вбиты шесты, украшенные резными, окрашенными охрой фигурами. Родственники усопших не забывали о том, что для «вайдуа» — духа умершего — нужна такая же пища, как для тела в бренной жизни. Поэтому у могилы вместе с оружием и одеждой покойного была положена еда.
Теперь в могиле было все необходимое. Супругов положили рядом, а затем, оплакав в последний раз, их засыпали землей и цветами. В глубоком молчании спустилась процессия с горы. Отныне никто, под страхом смертной казни, не смел взойти на Маунгахауми, ибо на нее было наложено табу, так же как когда-то на гору Тонгариро, на вершине которой покоятся останки вождя, погибшего в 1846 году во время землетрясения.
Автор страницы, прочла книгу: Сабина Рамисовна @ramis_ovna