29.05.2022 Обновлено 29.03.2024
Лучшие Детские Книги (всех времён и народов) Часть 2
Топ лучших детских книг, всех времён и народов. Читать онлайн. Часть вторая. Отзыв о детских книгах.
Детских книг не так много, как кажется на самом деле, но достаточно и поэтому захотелось составить честный список лучших детских книг из всех существующих, всех времён и народов. А также составлен список всех блюд и напитков упоминающиеся в книгах, но некоторые писатели иногда указывают например просто чай, булка или каша. В таком случае принимаю, как чай - черный, булка - сдобная, а вот кашу гадаю и скорей всего манная или может гречневая...
ТОП 10 ЯЗЫКОВ << смотреть >>
Очень страшная история
Книга подойдёт отлично для чтения школьникам старших классов, здесь и любовь, предательство, в конце концов - это детектив!
Блюда и напитки - Очень страшная история 1. Колбаса 2. Сосиски 3. Хлеб 4. Бутерброд с сыром 5. Чай с сахаром 6. Бутерброд с колбасой 7. Яичница
Лучшие моменты из книги Очень страшная история
— Почему же ты сам сочиняешь стихи к разным датам? — спросил я Принца. — Людям приятно, когда их поздравляют… Особенно в рифму, — ответил он. — А ты пиши и о любви тоже! — Чтоб писать о ней, надо ее испытать, — ответил Принц Датский. — К Покойнику уже пришло его счастье, а ко мне еще нет. К Покойнику это счастье приходило уже в третий раз. Вообще он вел рассеянный образ жизни. Все свои последние стихотворения он посвящал какой-то В. Э. Она еще не спускалась с другим в гардероб, но Покойник все равно жить не хотел:
— Я готовлюсь к теннисным соревнованиям. На первенство города… Кто хочет, может прийти на тренировку. Я вас там встречу, на стадионе. Правда, это на краю города. Но вы доберетесь: троллейбус, потом трамвай. Знаете? Приехали почти все. Она бегала по корту в белой майке и в белых трусах. Не многие классные руководители решились бы бегать перед своими учениками в таком виде. А она решилась. Потому что она была молода и прелестна! Все мы, выражая чувства, охватившие нас, орали: «Нинель Федоровна! Нинель Федоровна!..» — Никогда еще не слышал, чтобы болельщики называли своих кумиров по имени-отчеству, — сказал пожилой человек в шляпе, который сидел впереди меня.
Покойник был похож на покойника. Я подошел к нему. — Все кончено… — сказал он. — Значит, сбудется твоя мечта! — Какая? — Ты ведь давно хотел умереть. — Пожить бы еще немного… — прошептал он.
Я думал о том, что если человек каждый день получает одни только радости, он, значит, их вовсе не получает. И о том, что если он с утра до вечера отдыхает, то, наверно, от этого устает. И о том, что если человек каждый день видит деревья и небо, он их не видит, просто не замечает, а вот если он посидит в подвале… Может, я был не совсем прав, но мысли на то и мысли, чтобы в них можно было сомневаться.
Итак, была полночь. И почти все школьники нашего возраста давно уже спали. Или сидели у телевизоров… Если в тот день программа затянулась. Но если она и затянулась, то, увы, не потому, что ждали экстренных сообщений о нашем возвращении. Рассказывали, наверно, о том, как один глава правительства принял другого главу. По телевидению этим главам уделяется очень большое внимание. В отличие от глав моей повести. Хотя я посылал их — до опубликования на журнальных страницах и до своего признания в международном масштабе — и в адрес телередакций тоже. Я послал туда, а меня, говоря грубым языком, послали оттуда. Потому что у них нет времени: они показывают глав правительств. Но те главы далеки от жизни людей, а мои главы — «очень страшные», как сама жизнь.
Уверен, что Костя, увидев сестру Наташи еще до прибытия электрички, мысленно назвал ее «прехорошенькой». Слова «красивая», «красота» он вообще не употребляет. — Почему? — спросил я однажды у Кости. — Как сказал гигант литературы, «красота спасет мир», — ответил он. — Стало быть, назвав, допустим, твою Наташу «красивой», я должен подразумевать, что она в силах спасти земной шар! Не слишком ли для нее?
И возле меня выстроился целый хвост… Наташу я, конечно, готов был пропустить вне очереди… Но она небрежной походкой прошла мимо, успев все же сказать на ходу: — Видела очереди за мясом, за маслом, даже за хлебом… Но очередь за поцелуями вижу впервые!
— Быть мужчиной — это значит не быть бабой. — Тогда уж… точнее сказать — женщиной, — оскорбилась мама, которая всегда и во всем была на стороне женщин. Она уверяла, что ни один мужчина еще не носил в себе будущего человека в течение девяти месяцев… Что ни один мужчина также еще не родил и не вскормил своим молоком ребенка. Возражать было трудно. Но когда она сказала, что любой дом держится на «хрупких женских плечах», папа в знак молчаливого протеста распрямил свои плечи, пропылесосил квартиру, постирал белье и починил бачок в туалете. Доказывая, что ничего в доме от его внимания ускользнуть не может, папа заглянул в мою общую тетрадь, на первой странице которой было написано: «Вторая «Очень страшная история» (еще пострашней первой!)». Он в очередной раз напомнил мне, что Саша Пушкин и Миша Лермонтов в моем возрасте «уже», а я в своем, к сожалению, «еще»…
Скромность — очень хитрая штука, если ею умело пользоваться. Конечно, я не мог поделиться с Наташей Кулагиной своим открытием, это кончилось бы презрительным «закрытием» ее глаз… Смыкая в подобных случаях свои ресницы, о густоте и необычайной пушистости которых и говорить не приходится, она словно бы восклицала: «Глаза бы мои на тебя не смотрели!» О, как скульптурно выразительны и компьютерно точны наши родные пословицы, поговорки и присказки!Отрывки из книги Очень страшная история А.Г.Алексин
И я вдруг вспомнил, что отец ее был вовсе не в пальто, а в старом, поблекшем плаще, хотя уже властвовала поздняя осень, пронизывающая, как говорится, до костей, то есть до самого, можно сказать, скелета. И на все пуговицы отец застегнулся вовсе не ради официальности, а потому, что продрог… Слишком запоздало мы порой познаем истину! И почему мы так часто ощущаем свои недостатки как достоинства, а чужие достоинства как недостатки? Почему порой столь болезненно, тяжко воспринимаем свою нужду, даже если она ничтожна, и столь безболезненно, легко — чужую, даже если она огромна?!
Экранизация Очень Страшная История (Тайна Старой Дачи)
Фильм
Очень Страшная История
1986 (CCCP)
Дети капитана Гранта
Дети капитана Гранта перевод Бекетовой
Честно говоря не особо и впечатлилась данной книгой (так как наподобие этой книги есть книга у писателя Джека Лондона, а он в отличие от других писателей не выдумывал о морях, писал события из своей жизни моряка и капитана судна). Книга к тому же немного сложная в чтении, слишком много названий чего-либо, как морских терминов, так и имён и тому подобное, а когда автор начинает перечисление, так совсем убиться хочется. При этом в книге максимум знаний в области физики и т.п. В первой части самое интересное начинается с главы "Наводнение" и дальше затягивает. Первая часть практически не интересна.
Блюда и напитки - Дети капитана Гранта 1. Сало 2. Бисквит 3. Стакан Шерри 4. Сушенное мясо 5. Рис, приправленный перцем 6. Дичь подстреленная 7. Ром в бычьем роге "Шифле" 8. "Чича" - маисовая водка 9. Горячий кофе 10. Жаренная лама 11. Бифштекс 12. Мясо гуанако 13. Матэ - чай индейцев 14. Подкисленной воды 15. Вода 16. Портвейн 17. "Ускебо" - род ячменной водки, настоенной на дрожжах 18. Крутые яйца 19. Филе страуса 20. "Клико" / "Вдова Клико" (вино) 21. Стакан понтейского вина 22. Виноград 23. Апельсин 24. Суп 25. Ростбиф 26. Жареная баранина 27. Маслины 28. Оленья ветчина 29. Ломтики салонины 30. Копчёная сёмга 31. Пудинг из ячменной и овсяной муки 32. Чай 33. Виски 34. Портвейн 35. Имбирный суп 36. Печенье 37. Кайенский перец 38. Рагу из жаренных попугаев 39. Мука 40. Рис 41. Овсяная мука 42. Сушенное лошадиное мясо 43. Соленая свинина и сало 44. Сухари / Морскими сухарями 45. Кружка ноблера (В сущности это грог, но разница заключается в том, что вместо того, чтобы в большой стакан воды влить маленькую рюмку водки, здесь в большой стакан водки вливают маленькую рюмку воды, затем кладут сахар и пьют. Это было слишком по-австралийски, и, к удивлению трактирщика, посетители потребовали большой графин с водой, разбавили ноблер, превратив его в британский грог.) 46. Стакан Лимонада 47. Бульон из хвоста кенгуру 48. Мороженое 49. Щербет 50. Чай, который сервирован был по-английски. Но Паганель все же попросил, чтобы ему дали попробовать австралийского чаю. (Географу принесли бурду, темную как чернила, которую приготовляют так: полфунта чаю кипятят в литре воды в течение четырех часов.) 51. Джин 52. Бренди 53. Шотландский эль 54. Пиво 55. Яйца дроф испеченые в горячей золе 56. Пучок портулака 57. Крупную крысу "mils conditor", очень ценимую за питательные свойства. Олбинет изжарил ее, и все жалели лишь о том, что она не была величиной с барана. 58. Джон обещал ей вечную преданность, а Мери ему — вечную благодарность. 59. Мясные консервы 60. Бочонками соленой рыбы 61. Водка 62. Устрицы испечённые на углях 63. Папаротник 64. Картофель 65. Сладкий патат 66. Вода / Чистая холодная вода 67. Задняя ножка козлёнка 68. Хлеб из нарду 69. Несколько чашек молока 70. Два-три стедля дикого цикория 71. Щавель 72. Молоко козлят 73. Масло
Лучшие моменты из книги Дети капитана Гранта
Он делал много добра, и его доброта превосходила даже его щедрость, ибо доброта неисчерпаема, а щедрость имеет пределы.
Я уверен, что в нем семьдесят восемь частей меди и двадцать две части олова — как в лучшей бронзе, идущей на отливку колокола.
Разжечь огонь было нелегко, еще труднее было поддерживать его. Сильно разреженный воздух содержал мало кислорода для горения — по крайней мере такое объяснение дал майор. — Зато, — прибавил он, — вода здесь закипит не при ста градусах, а раньше; любителям кофе, сваренного на воде, вскипающей при ста градусах, придется довольствоваться меньшей температурой, ибо кофе закипит при температуре ниже девяноста градусов [понижение точки кипения равняется приблизительно 1 градусу на 324 метра подъема]. Мак-Наббс оказался прав: термометр, опущенный в закипевшую воду, показал всего лишь восемьдесят семь градусов.
— Я где-то читал, — сказал он, — что у арабов очень злой склад рта, но доброе выражение глаз. А вот у дикарей Америки как раз обратное. У них очень злые глаза.
Видимо, бравый малый уже так давно покинул Францию, что почти забыл родной язык — если не самые слова, то обороты речи. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.
Они падали. Их заставляли снова подниматься. Они падали снова, и опять и опять их поднимали.
Они чувствовали свое бессилие в борьбе со стихийным бедствием, превышающим человеческие силы.
— Чем меньше удобств, тем меньше потребностей, а чем меньше потребностей, тем человек счастливее. — Ну вот! Теперь Паганель поведет атаку на богатство и роскошь, — заметил Мак-Наббс. — Ошибаетесь, майор, — отозвался ученый. — Но если хотите, то я расскажу вам по этому поводу арабскую сказочку, я как раз вспомнил ее. — Пожалуйста, пожалуйста, господин Паганель! — воскликнул Роберт. — А какова мораль вашей сказки? — поинтересовался майор. — Как у всех сказок, милый друг. — Значит, какие-нибудь пустяки, — ответил Мак-Наббс. — Но все же начните, Шехеразада, одну из ваших сказок, которые вы так искусно рассказываете. — Жил-был когда-то сын великого Гарун-аль-Рашида, — начал Паганель. — Он был несчастлив и пошел за советом к старому дервишу. Мудрый старец выслушал его и сказал, что трудно найти счастье на этом свете. "Однако, — прибавил он, — я знаю верный способ сделать вас счастливым". — "Какой?" — спросил юный принц. "Надеть на плечи рубашку счастливого человека", — ответил дервиш. Обрадованный принц обнял дервиша и отправился на поиски талисмана. Долго странствовал он, посетил столицы всего земного шара, пробовал надевать рубашки королей, рубашки императоров, рубашки принцев, рубашки вельмож — все напрасно: счастливее он не стал. Тогда принялся он надевать рубашки художников, рубашки воинов, рубашки купцов. Напрасно! Долго скитался он в тщетных поисках счастья. В конце концов, отчаявшись в успехе, принц печально отправился обратно во дворец отца. Внезапно увидел он, в поле идет за плугом землепашец и весело распевает... "Если и этот человек не счастлив, то, значит, счастья на земле нет", — решил принц. Он подошел к нему: "Добрый человек, счастлив ли ты?" — спросил он. "Да", — ответил тот. "У тебя есть какое-нибудь желание?" — "Нет!" — "Ты не променял бы свою долю на долю короля?" — "Никогда!" — "Тогда продай мне свою рубашку". — "Рубашку? А у меня ее нет!"
Вся западная часть неба утопала в горячем тумане. Обычно яркие, созвездия Южного полушария мерцали сегодня смутно, будто скрытые мглистым покровом. Тем не менее их можно было распознать, и Паганель заставил Роберта и Гленарвана вглядеться в звезды полярной зоны. Среди прочих звезд ученый указал им и на Южный Крест, на это созвездие из четырех светил первой и второй величины, расположенных в виде ромба приблизительно на высоте полюса; на созвездие Кентавра, в котором сверкает самая близкая к земле звезда, Альфа; на две обширные туманности Магеллана, из которых более крупная заволакивает пространство, в двести раз большее видимой поверхности Луны; и, наконец, "черную дыру" — то место на небесном своде, где словно совершенно отсутствуют звезды.
Все трое соскользнули по гладким веткам вниз и были очень удивлены, очутившись в каком-то своеобразном полусвете. Он исходил от несметного количества светящихся точек, носившихся с жужжанием над водой. — Что это, фосфоресценция? — спросил Гленарван географа. — Нет, — ответил тот, — это светляки, живые и недорогие алмазы, из которых дамы Буэнос-Айреса делают себе прекрасные уборы. — Как! Эти летящие искры — насекомые? — воскликнул Роберт. — Да, мой милый. Роберт поймал одного из светляков. Паганель не ошибся — это было насекомое, похожее на крупного шмеля, с дюйм длиной. Индейцы зовут его _туко-туко_. Это удивительное жесткокрылое насекомое излучает свет двумя пятнами, которые находятся на его нагрудном щитке. Их довольно яркий свет дает возможность читать даже в темноте. Паганель поднес насекомое к своим часам и смог разглядеть, что было десять часов вечера.
Ему хотелось оставить честному индейцу хоть что-нибудь на память о друзьях европейцах. Но оружие, лошади — все погибло во время наводнения. Его спутники были не богаче, чем он. Гленарван не знал, что делать, как отблагодарить бескорыстного проводника, как вдруг его осенила счастливая мысль. Вынув из бумажника драгоценный медальон, служивший оправой дивному портрету, одному из лучших произведений кисти Лоуренса, он протянул его индейцу.
Что касается Паганеля, то тот порхал от одного к другому, как пчела, собирая мед похвал и улыбки.
— В заключение скажу: "не было бы счастья, да несчастье помогло", и я не сожалею о своей ошибке. — А почему, мой достойный друг? — спросил майор. — Потому что теперь я изучил не только испанский, но и португальский язык. Я говорю теперь на двух новых языках вместо одного.
— Вот как! — воскликнул Паганель. — Вы обогнули мыс Горн, а меня не было с вами! — Ну так повесьтесь! — посоветовал майор. — Эгоист! — отозвался географ. — Вы даете мне этот совет, чтобы забрать себе, как говорят, на счастье мою веревку. — Полноте, дорогой Паганель! — вмешался в разговор Гленарван. — Ведь вы не вездесущи, нельзя же одновременно присутствовать в нескольких местах. Так как вы странствовали по пампе, то не могли в это же время огибать мыс Горн. — Конечно, но это не мешает мне сожалеть о том, что меня там не было, — ответил ученый.
— Мы ошиблись, — повторил Паганель. — Человеку свойственно ошибаться, но лишь безрассудный человек упорствует в своей ошибке.
— Главное, берегитесь, дорогой Паганель, — говорил майор, — вашей рассеянности; если случайно вам придет фантазия овладеть австралийским языком, то не пытайтесь изучать его по китайской грамматике.
— Господин Паганель, — обратилась к нему Мери Грант, — разрешите задать вам один вопрос. — Хоть два, дорогая мисс. Я всегда готов на них ответить. — Скажите, вы бы очень испугались, если вдруг оказались бы на необитаемом острове? — Я? — воскликнул Паганель. — Не вздумайте, друг мой, уверять нас, что это ваша заветная мечта, — сказал майор. — Я не собираюсь уверять вас в этом, — ответил географ, — но подобное приключение не пугает меня: я начал бы новую жизнь — я стал бы охотиться, ловить рыбу, жил бы зимой в пещере, летом — на дереве, устроил бы склады для запасов. Словом, колонизировал бы весь остров. — В полном одиночестве? — Да, если б так сложились обстоятельства. Впрочем, разве на земле бывает полное одиночество? Разве нельзя найти себе друга среди животных, приручить молодого козленка, красноречивого попугая, милую обезьянку? А если случай пошлет вам товарища вроде верного Пятницы, то чего вам еще нужно? Два друга на одиноком утесе — вот вам и счастье. Вообразите себе: я и майор... — Благодарю вас, — сказал Мак-Наббс, — у меня нет ни малейшего желания разыгрывать роль Робинзона, я слишком плохо сыграл бы ее. — Дорогой Паганель, — вмешалась леди Элен, — снова ваше пылкое воображение уносит вас в мир фантазий. Но мне кажется, что действительность очень отличается от мечтаний. Вы воображаете себе каких-то вымышленных Робинзонов, которых судьба предусмотрительно забрасывает на превосходно выбранные острова, где природа лелеет их, словно избалованных детей. Вы видите только лицевую сторону медали. — Как! Вы не верите, что можно быть счастливым на необитаемом острове? — Нет, не верю. Человек создан для общества, а не для уединения. Одиночество породит в нем лишь отчаяние. Это только вопрос времени. Пусть вначале он поглощен повседневными нуждами и заботами, отвлекающими все мысли несчастного, едва спасшегося от морских волн, пусть мысль о настоящем удаляет от него угрозу будущего. Но впоследствии, когда он осознает свое одиночество, вдали от себе подобных, без всякой надежды увидеть родину, увидеть тех, кого любит, что должен он переживать, какие страдания? Его островок — это для него весь мир. Все человечество — это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира. Поверьте мне, господин Паганель, лучше не быть этим человеком.
— Так вот: Австралия только потому не принадлежит Франции, что капитан Боден, бывший, однако, далеко не робкого десятка, в тысяча восемьсот втором году так испугался кваканья австралийских лягушек, что поспешил поднять якорь и бежал оттуда навсегда. — Как! — воскликнул ученый. — Но это злая шутка! — Очень злая, согласен, — ответил майор, — но в Соединенном королевстве ее считают историческим фактом. — Это недостойно! — воскликнул патриот-географ. — Неужели об этом говорят серьезно? — К сожалению, вполне серьезно, дорогой Паганель, — ответил среди общего хохота Гленарван. — Неужели вы не знали этой подробности? — Решительно ничего не знал. Но я протестую! Сами англичане зовут нас "лягушатниками", а разве можно бояться лягушек, которых ешь?
Молодой капитан, видя, как быстро опустошаются угольные камеры, казалось, был очень раздосадован этим штилем. Он приказал поднять все паруса на судне, вздернуть вверх лиселя и укрепить штаг, чтобы использовать даже ничтожное дуновение ветра, но, выражаясь по-матросски, "ветра не хватало наполнить даже шляпу". — Во всяком случае, не следует слишком роптать, лучше штиль, чем встречный ветер, — заметил Гленарван.
Майор ждал конца с фатализмом мусульманина.
"Дункан" находился всего в нескольких кабельтовых от края отмели. Высокая вода прилива дала бы, конечно, возможность яхте пройти через эти опасные мели. Но огромные волны, то поднимавшие, то опускавшие яхту, должны были неминуемо ударить ее килем о дно. О, если бы возможно было ослабить бушующие волны, замедлить бег бесконечно малых водяных частиц — одним словом, успокоить этот разъярившийся океан. Джона Манглса внезапно осенила мысль о возможности найти выход. — Жир! — крикнул он матросам. — Жир тащите, ребята, жир! Команда сразу поняла мысль капитана. Он хотел пустить в ход средство, которое дает иногда прекрасные результаты. Можно умерить ярость волн, покрыв их слоем жидкого жира. Этот слой всплывает на поверхность воды и умеряет их удары. Средство это оказывает свое действие немедленно, но оно очень кратковременно. Едва успеет судно проскользнуть по такому искусственно спокойному морю, как волны начинают бушевать еще яростней, и горе тому, кто отважился плыть вслед за первым судном [поэтому морской устав запрещает капитанам пускать в ход это средство, если вслед плывут другие суда (прим.авт.)]. Команда, силы которой удесятерились сознанием опасности, мгновенно поставила на бак бочонки с тюленьим жиром. Из них топорами вышибли днища и подвесили бочонки над перилами правого и левого бортов.
— Да, мисс Мери, — сказал капитан Джон, — когда люди исчерпают все свои возможности, тогда им на помощь приходит провидение и открывает пути, до сей поры им неведомые.
— Да, это мельница, — подтвердил Паганель, посмотрев в свою подзорную трубу. — Вот маленькое сооружение, и скромное и полезное. Вид такой мельницы всегда радует меня. — Она напоминает мне колокольню, — сказала леди Элен. — Да, мадам, и если одна перемалывает пищу для тела, то другая перемалывает пищу для души.
В течение месяца, питаясь кореньями, папоротниками и мимозным клеем, блуждал он по бесконечным пустынным местам, ориентируясь днем по солнцу, ночью — по звездам, часто изнемогая от отчаяния.
Путешественники и их лошади очень страдали от непрекращавшихся укусов этих назойливых насекомых. Избежать укусов было невозможно. Легче было смягчить их нашатырным спиртом из походной аптечки. Паганель вышел из терпения и проклинал упорно преследующих его москитов, которые не переставали жалить его долговязую особу.
О! Самая причудливая, самая нелогичная страна! Земля парадоксальная, опровергающая все законы природы! Ученый-ботаник Гримар имел полное основание сказать о ней: "Вот она, эта Австралия, некая пародия на мировые законы, или, вернее, вызов, брошенный всему остальному миру!"
— Я не говорю уж о том, как богат воздух Австралии кислородом и беден азотом, не говорю также об отсутствии влажных ветров благодаря тому, что муссоны дуют параллельно побережью, не говорю и о том, что большинство болезней, начиная от тифа и кончая корью и разными хроническими болезнями, здесь неизвестно. — Однако это уже немалое преимущество, — заметил Гленарван. — Разумеется, но, повторяю, я не это имею в виду, — ответил Паганель. — Здесь климат обладает особенностью... прямо-таки неправдоподобной... — Какой же? — заинтересовался Джон Манглс. — Вы мне ни за что не поверите... — Поверим! — воскликнули заинтересованные слушатели. — Ну, так он... — Что он? — Способствует нравственности! — Нравственности? — Да, — подтвердил ученый. — Он благотворно воздействует на нравственность. В Австралии металлы не ржавеют на воздухе и люди тоже. Здесь сухой, чистый воздух быстро белит не только белье, но и души. В Англии подметили это свойство здешнего климата и решили ссылать сюда людей для исправления. — Как! Неужели это влияние столь ощутимо? — спросила Элен Гленарван. — Да, очень, как на животных, так и на людях. — Вы не шутите, господин Паганель? — Нет, не шучу. Даже австралийские лошади и рогатый скот — и те здесь удивительно послушны. Вы сами в этом убедитесь. — Не может быть! — Но тем не менее это так. Злоумышленники, переселенные в эту живительную, оздоровляющую атмосферу, через несколько лет духовно перерождаются. Это известно филантропам. В Австралии все люди делаются лучше. — Но тогда каким же станете вы, господин Паганель, в этой благодатной стране, вы, и без того такой хороший? — улыбаясь, проговорила Элен. — Стану превосходным, просто превосходным! — ответил географ.
Австралийский материк был пересечен в четвертый раз. Стюарт, согласно обещанию, которое он дал губернатору, сэру Ричарду Макдоналю, омыл ноги, лицо и руки в волнах Индийского океана и вернулся в долину, а на одном из деревьев вырезал свои инициалы "М.Д.С.".
— Этот человек, — заметил лорд Гленарван, — наделен был необычайной нравственной силой, которая превосходила даже его силы физические. Это всегда способствует свершению великих подвигов. Шотландия вправе им гордиться. — А после смерти Стюарта никто из путешественников не пытался делать новые открытия? — спросила леди Элен.
— ..."бесплатных пассажиров" на судах ее величества. — Что! Каторжников? — воскликнул Паганель, знавший, что в австралийских колониях эта метафора обозначает каторжников.
— Англичанам принадлежат Англия, Шотландия, Ирландия, Мальта, острова Джерсей, острова Ионические, Гебридские... — Молодец, молодец, Толине! — перебил его Паганель. — Но ведь в Европе существуют другие государства, о которых ты забыл упомянуть, мой мальчик. — Какие, сэр? — спросил, не смущаясь, мальчуган. — Испания, Россия, Австрия, Пруссия, Франция... — Это провинции, а не государства, — сказал Толине. — Это уж слишком! — крикнул Паганель, срывая с носа очки. — Конечно, провинции. Столица Испании — Гибралтар... — Восхитительно! Чудесно! Бесподобно! Ну, а Франция? Я ведь француз, и мне хотелось бы знать, кому я принадлежу. — Франция? Это английская провинция, — ответил спокойно Толине. — Главный город ее Кале. — Кале! — воскликнул Паганель. — Как! Ты думаешь, что Кале до сих пор принадлежит Англии? — Конечно!
Сюда, к этой горе, стекались орды авантюристов, воров, честных людей, те, кто вешает, и те, кого вешают.
— Что с вами, Паганель? Потеряли вы что-нибудь? — спросил его майор. — Конечно, потерял, — ответил ученый, — в этой стране золота и драгоценных камней, если вы ничего не нашли, то, значит, потеряли. Не знаю почему, но мне очень приятно было бы увезти отсюда самородок весом в несколько унций, даже весом фунтов в двадцать, не более. — А что бы вы сделали с ним, мой почтенный друг? — поинтересовался Гленарван. — О, я сумел бы им распорядиться, я поднес бы его в дар моей родине, — ответил Паганель, — положил бы его в государственный банк Франции. — И его приняли бы? — Без сомнения, под видом железнодорожных облигаций.
— Значит, Австралия — счастливая страна? — заметил Роберт. — Нет, Роберт, — ответил географ, — богатые золотом страны никогда не были счастливы. Они порождают лентяев, а не сильных и трудолюбивых людей. Вспомни Бразилию, Мексику, Калифорнию, Австралию, во что превратились они в девятнадцатом веке? Знай, мой мальчик: благоденствует не страна золота, а страна железа.
Паскаль утверждал, что "никогда человек не бывает животным", но тут же с не меньшей мудростью добавлял: "но никогда не бывает и ангелом".
— Нет, друг Джон! Из Новой Зеландии не возвращаются. Однако ж... Словом, вы знаете человеческую натуру: пока дышишь — надеешься. Ведь мой девиз: "Spiro spero" [пока дышу — надеюсь (лат)]. И это лучший девиз на свете.
Но, несмотря на это обилие парусов, бриг едва двигался вперед. Слишком закругленный нос "Макари", его широкое дно и тяжелая корма делали его типичным образцом тех неуклюжих судов, которые известны у моряков под названием "калоша".
Кроме того, татуировка маорийца, помимо внушаемого ею почтения, несомненно, полезна, ибо утолщает кожные покровы и делает их менее восприимчивыми как к перемене погоды, так и к беспрестанным укусам москитов.
Тюремщик может забыть, что стережет, — узник никогда не может забыть, что его стерегут. Узник чаще думает о побеге, чем его страж, о том, как помешать побегу. Отсюда частые и поразительные побеги.
Здесь целыми веками накапливались неисчислимые богатства, и сюда, в эти еще мало исследованные области Новой Зеландии, вторгнется промышленность, если когда-нибудь серные источники в Сицилии иссякнут.
Видя, что Гленарван ничего не может добиться от боцмана, леди Элен попросила мужа разрешить ей в свою очередь попытаться сломить упорство Айртона. Быть может, думала она, там, где потерпел неудачу мужчина, женщина, более кроткая, одержит победу. Разве не похоже это на старую басню об урагане, который не смог сорвать плащ с путника, тогда как первые лучи солнца заставили этого путника добровольно сбросить с себя плащ?
— Сэр, когда два человека заключают между собой контракт или соглашение, то обычно присутствуют свидетели, вот почему я просил, чтобы мистер Паганель и майор Мак-Наббс присутствовали при нашем разговоре, так как, говоря откровенно, я хочу предложить вам сделку.
— Да, — отозвался Гленарван, — чрезмерное горе могло вызвать у них одновременно одинаковую галлюцинацию. — Одновременно у обоих? — прошептал Паганель. — Странно! Наука не допускает этого.
Гарри Грант не сводил глаз с дочери. Он находил ее красивой, очаровательной и повторял это вслух, призывая в свидетельницы леди Элен, чтобы убедиться, что отцовские чувства не обманывают его. Затем, поворачиваясь к сыну, он восклицал с восторгом: — Как он вырос! Совсем мужчина.Отрывки из книги "Дети капитана Гранта" Жюль Верн перевод Бекетовой
— Это малый с головой и смельчак, — добавил он, — но страсти увлекли его в сторону зла. Будем надеяться, что он одумается и раскаяние вернет его к честной жизни.
Экранизация "Дети капитана Гранта"
Фильм
Дети капитана Гранта
1936 (CCCP)
Телесериал
В поисках капитана Гранта
1985 (CCCP)
Автор страницы и текста: Сабина Рамисовна @ramis_ovna
БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ